– Это шрамы от ожогов? – спрашивает он хрипло.
– Да.
– Почему ты не предупредила, чтобы я не трогал твои плечи? Тебе больно?
– Мне не больно.
Это ложь. Кожа тонкая, чувствительная, даже прикосновение волос и одежды неприятно. Но я люблю это «больно», оно напоминает, что я жива. И что доверять нельзя никому.
Удерживая мой взгляд, Таль снова осторожно оттягивает ворот свитера. Смотрит на следы старых ожогов, на шрамы, бегущие с шеи на плечи и спину.
Никогда еще не ощущала себя настолько обнаженной.
– Это не от огня, – говорит он. – Иначе загорелись бы волосы, а на затылке кожа нормальная. Чем тебя так?
– Нет, это не от огня, – подтверждаю и смотрю Талю в глаза. – Ты не обязан нанимать меня на работу.
Даю ему возможность сбежать, пока не поздно. Это не игра и не флирт с моей стороны, а признание неизбежного: Таль не справится с моими проблемами. Будет лучше, если он отступит прямо сейчас.
Однако Таль крепкий орешек.
– Что я, по-твоему, шрамов испугаюсь? И не надейся! – восклицает с наигранной бравадой, в его взгляде смесь тревоги и вызова. Касается моего носа кончиком пальца и улыбается. – Однажды я нарисую карту всех твоих шрамов, и мы пройдем по ней вместе. Ты позволишь?
Молча надеваю шлем.
Мне положена медаль за то, что я сопротивляюсь Талю и его мальчишеской уверенности, что он сможет мне помочь. А ведь я могла бы разрыдаться и повиснуть на его шее, умоляя о помощи. Другие женщины так и поступили бы на моем месте. И продолжали бы, от мужчины к мужчине, пока не найдут единственного, способного на чудеса.
Я не верю в чудеса.
Я не верю мужчинам.
Я вообще никому не верю, а меньше всего – себе самой. Не врут только плохие предчувствия и паранойя, остальное – обман.
– Можешь не отвечать! – Таль смеется, словно услышал хорошую шутку. – Бабушка научила меня предсказывать будущее по кофейной гуще, но я и без кофе сделаю тебе предсказание. Хочешь?
Пожимаю плечами.
– М–м–м… – Таль смешно мычит, закатывая глаза и притворяясь, что медитирует. – Будущий расклад очевиден… ты в меня влюбишься! Будешь умолять: «Таль, ты такой роскошный мужчина, пожалуйста, поцелуй меня!» Я помучаю тебя немножко, а потом соглашусь. – Наклонившись, Таль чмокает меня в щеку. – Вот такое у нас будущее!
Я тоже могу предсказать будущее: я отработаю три недели, днем на стройке, ночью в забегаловке. Талю не скажу про ночную работу, пусть думает, что я сдержала обещание и уволилась. Как и ожидалось, после жалобы Грига меня уволили из магазина, и осталась только забегаловка. Отработав нужный срок, я исчезну не прощаясь.
Уезжая, постараюсь не обидеть Таля. Он хороший человек. Было бы правильнее вообще с ним не связываться, но он настоял. Иногда приходится принимать помощь.
Таль привозит меня к недавно построенному дому и показывает демонстрационную квартиру. Не уверена, что нелегально работающим уборщицам положена экскурсия, но у Таля кругом друзья. Я слишком долго прожила в добровольной изоляции и теперь словно вышла из тьмы на яркий свет. Мир кажется подозрительно дружелюбным. Люди улыбаются, весело болтают о пустяках.
– Мне нравится имя Гера. – Приятная молодая женщина, маляр, улыбается так широко, словно видит во мне новую лучшую подругу. – Меня бы кто назвал в честь богини! – подмигивает.
Растягиваю губы в улыбке и отворачиваюсь, надеясь, что это предотвратит дальнейшие расспросы.
– А я не помню богиню Геру… она жена Геракла, что ли? – спрашивает кто-то.
– Жена Зевса! – Маляр фыркает. – Она чуть не убила Геракла, побочного сына Зевса, из ревности. Геру считают покровительницей брака, а на самом деле она была несчастной обманутой женой. Зевс ей постоянно изменял, имел кучу детей на стороне, а она страдала и бесилась. Я с детства увлекаюсь мифами, – поясняет она мне.
Обманутая жена. Гера.
Ловлю на себе пристальный взгляд Таля и молчу.
– Жена назвала нашу младшую Дианой в честь богини, – говорит один из рабочих. – А как по мне, так она Динка. Какая ж она богиня с сопливым носом и грязным подгузником? Как подрастет, тогда посмотрим, потянет на Диану или нет.