- Вот, пожалуйста, мое удостоверение, - произнес он хорошо поставленным голосом. Он вообще отличался прекрасными манерами, словно благовоспитанный страховой агент. Вулф мельком взглянул на удостоверение, кивнул и указал на кресло.
- Чем обязан, сэр?
Казалось, вид у фэбээровца был извиняющийся.
- Простите за беспокойство, мистер Вулф, но служба есть служба. Я хотел бы спросить у вас, знакомы ли вы с федеральным законом, недавно вошедшим в силу, согласно которому, лица, представляющие интересы каких-либо зарубежных ведомств, должны регистрироваться в госдепартаменте?
- Да, знаком, хотя и не слишком близко. Я знаю о нем из газет, прочитал не так давно.
- Значит, вам известна его суть?
- Да.
- Вы зарегистрировались, как там сказано?
- Нет. Я же не агент какого-либо зарубежного ведомства.
Фэбээровец закинул ногу на ногу.
- Закон действует по отношению к представителям любых иностранных фирм, частных лиц и организаций, а также зарубежных правительств.
- Именно так я и понял.
- Он применим как к приезжим, так и к гражданам США. Вы - гражданин Соединенных Штатов?
- Да. Я здесь родился.
- Вы состояли какое-то время на службе у австрийского правительства?
- Да, очень короткое время, ещё в юности. Но тогда я жил не здесь, а за границей. Впрочем, я уволился довольно быстро.
- И служили в черногорской армии?
- Да, но несколько позже, хотя ещё тоже в юности. В те дни я свято верил, что всех жестоких и злых людей следует убивать, и даже умертвил нескольких сам. Тогда, в 1916 году, я, между прочим, чуть не умер от голода.
Фэбээровец испуганно встрепенулся:
- Извините, не понял.
- Я сказал, что чуть не умер тогда от голода. Вторглись австрийцы, и мы сражались против пулеметов голыми руками. В принципе, я был ходячим мертвецом, ведь человек не может жить, питаясь одной сухой травой. Но я все-таки выжил. Поесть по-человечески мне довелось только когда Соединенные Штаты вступили в войну и я отмахал пешком добрых шестьсот миль, чтобы завербоваться в американский корпус. По окончании войны, я вернулся на Балканы, развеял там ещё одну иллюзию и окончательно возвратился в Америку.
- Hvala Bogu, - весело вставил я.
Шталь ошарашенно вскинул голову.
- Простите? Вы черногорец?
- Не совсем. Я родом из Огайо. Огайец, так сказать, чистейших кровей. Это у меня нечаянно вырвалось.
Вулф не удостоил меня вниманием и продолжил:
- Мистер Шталь, другому человеку я бы сказал, что не потерпел бы попытки копаться в моем прошлом. Но вы для меня - не кто попало. Вы представитель ФБР. В сущности, вы - сама Америка, соблаговолившая посетить мой кабинет, чтобы кое-что обо мне разузнать. Я глубоко благодарен своей стране за некоторые любезные мне традиции, которые она до сих пор ухитрялась не растерять... Кстати, хотите пропустить стаканчик американского пива?
- Нет, благодарю вас.
Вулф нажал на кнопку, откинулся в кресле и хрюкнул. Затем изрек:
- Теперь, сэр, отвечу на ваш вопрос. Нет, я не представляю интересы какого-либо иностранного ведомства, компании, частного лица, организации, диктатора или правительства. От случая к случаю мне, как профессиональному сыщику, самому приходится наводить справки по запросам из Европы, главным образом от моего английского коллеги, мистера Этельберта Хичкока из Лондона - как и он время от времени делает то же для меня. В данный момент я ничего не расследую. И я не работаю ни на мистера Хичкока, ни на какого-то другого.
- Понятно. - Казалось, Шталь верил каждому его слову. - Что ж, вы объяснились вполне определенно. Но вот насчет ваших прежних похождений в Европе... Если можно спросить... Словом, вы знаете некоего князя Доневича?
- Знал очень давно. По-моему, он сейчас при смерти. В Париже, кажется.
- Я не его имею в виду. А разве нет другого князя Доневича?
- Есть. Племянник старика Петера. Князь Стефан Доневич. Если не ошибаюсь, он живет в Загребе. Когда я там был в 1916 году, ему едва исполнилось шесть лет.
- А в самое последнее время вам не доводилось общаться с ним?
- Нет. Ни недавно, ни вообще когда-либо.
- Вы не посылали ему денег - ему лично или через кого-нибудь из какой-либо организации, или, может, ещё с какой-то оказией, которую он предоставил?
- Нет, сэр.
- Но ведь вы переводите деньги в Европу?
- Перевожу. - Вулф состроил гримасу. - Это мои собственные средства, которые я зарабатываю своим трудом. Я поддерживал лоялистов в Испании. Иногда я посылаю деньги в... если перевести на английский, то это звучит как Союз югославской молодежи. Но все это, конечно, никак не связано с князем Стефаном Доневичем.
- Возможно. А как насчет вашей жены? Вы ведь были женаты?
- Нет. Женат? Нет. Это было... - Вулф заерзал в кресле, словно из последних сил сдерживал себя. - Сэр, мне крайне неприятно, но вы приближаетесь к той опасной грани, когда даже коренной и благочестивый американец может того и гляди послать вас к дьяволу.
Я поспешил вставить:
- Я бы, например, точно вас послал, хотя индейской крови во мне лишь одна шестьдесят четвертая.
Фэбээровец улыбнулся и вытянул ноги.
- Я думаю, - добродушно сказал он, - вы не станете возражать против того, чтобы изложить все, о чем мы беседовали, в письменном виде и расписаться.
- Если так нужно, пожалуйста.
- Очень хорошо. Итак, вы не представляете никакого иностранного ведомства, ни прямо, ни косвенно?
- Совершенно верно.
- Тогда это все, что нас интересовало. Пока, во всяком случае. - Он поднялся. - Большое спасибо.
- Не за что. До свидания, сэр.
Я проводил Шталя и лично распахнул дверь перед "самой Америкой", дабы убедиться, что она непременно окажется по ту сторону двери. Вулф может сколько угодно миндальничать, но что до меня, то я не люблю, когда незнакомые личности суют нос в мою личную жизнь, не говоря уж о жизнях остальных ста тридцати миллионов американских верноподданных.
Когда я вернулся в кабинет, Вулф сидел, закрыв глаза.
- Вот видите, что получается, - упрекнул я его. - За последние три недели вы отказались от девяти дел, и все из-за того, что вам пару раз обломилось по жирному куску, в результате чего счет в банке непривычно распух. Я ведь ещё не считаю эту бедненькую черногорку, подруга которой питает слабость к бриллиантам, вполне, на мой взгляд, естественную. Вы огульно отказались расследовать все дела, что вам в последнее время предлагали. И вот - пожалуйста! Америка стала вас подозревать - ведь это так не по-американски - не делать деньги всякий раз, когда выпадает возможность. Вот она и напустила на вас ФБРовскую ищейку, и теперь, видит Бог, вам придется заняться расследованием уже ради собственной шкуры! Вам не нужно...
- Заткнись, Арчи. - Вулф открыл глаза. - Ты вообще жалкий врун. С каких это пор в твоих жилах потекла индейская кровь?
На счастье Вулфа, прежде чем я подобрал реплику, которая сразила бы его наповал, явился Фриц и сообщил, что обед готов. Я уже знал, что Фриц приготовил фаршированные утиные грудки, а потому решил пока пощадить распоясавшегося бездельника, и стрелой помчался на кухню.
Глава 2
Во время трапез Вулф, как правило, не только помалкивает о делах, но вообще выкидывает из головы все, что хоть мало-мальски относится к работе. Однако в этот день, похоже, интерес к еде уступил у него место каким-то мыслям; я, правда, хоть убейте, не понимал, о каких делах он мог ломать голову, если и дела-то никакого у нас тогда не было и в помине. Вулф лихо расправился с остатками трех уток - вчера с нами ужинал его друг Марко Вукчич, - с привычной ловкостью разрывая кости и вгрызаясь в сочную мякоть отполированными белоснежными зубами, однако выглядел он довольно рассеянным. В связи с этим обед несколько затянулся и было уже почти два часа, когда мы покончили с кофе и вперевалку вернулись в кабинет. Вперевалку, разумеется, шел Вулф, тогда как я вышагивал очень даже бодро.