— Тогда, наверное, может.
— Уже существуют подшипники, в которых вместо масла — вода. А жидкую смазку можно заменить газовой?
— Не знаю… Мне это как-то не приходило в голову.
— А специалистам в области трибологии — пришло. И теперь при газовой смазке части некоторых машин не стираются и не портятся.
Вчера приходила Викина мама. С Викой она почти не разговаривала. Только: «Ну, как ты?», Что слышно?» Между ними какие-то серьезные трения. Очень серьезные трения. И никакой смазкой тут, видимо, не поможешь.
— Я слышала, я где-то читала, что есть самосмазывающиеся материалы, — сказала я.
— Есть, — подтвердил Фома. — Мы с Володей ими и заняты. Ими и еще специальными добавками к смазочным маслам. Добавки увеличивают срок их жизни.
— Вот, — сказал Володя и показал на свое колено, — один из самых совершенных узлов трения — коленный сустав. Тут соединяющиеся кости покрыты мягким материалом, нагрузки равномерно распределены по всей поверхности. У нас в Советском Союзе недавно сделано большое научное открытие в области трибологии. «Избирательный перенос». При таком переносе получается защитная пленка. Ее называют «сервовитной» — спасающей жизнь. В принципе так работает сустав.
В общем, физикохимики Володя Гавриленко и Фома Тенрейру хотели добиться, чтоб в Анголе и в Советском Союзе, и во всем мире в машинах и механизмах было так же мало трения, как в человеческих суставах, и чтоб не нужно было тратить по 20 миллиардов и больше рублей в год на починку машин.
А я думала о том, что, наверное, еще больше денег тратится из-за трений между людьми. И между государствами. И что тут «трибологией» занимаются не физики, а поэты, такие, как Агостиньо Нето или Булат Окуджава. И что я тоже буду этим заниматься. И еще неизвестно, какая трибология важнее. К тому же физикам нужны всякие пенные материалы, даже золото. Одни материалы им подходят, другие — не подходят. А поэту — все подходит. Анна Ахматова замечательно сказала: «Когда б вы знати, из какого сора растут стихи, не ведая стыда…» Но стихи растут не только из сора. Дело в том, что сор, который другие люди сметают и выбрасывают в мусоропровод, у поэта идет в стихи и превращается в них в чистое золото. Как у Пушкина: «Цветок засохший, безуханный…»
Я начала перебирать в памяти стихи о физиках и поэтах, которые недавно сочинила.
Мне, конечно, очень хотелось прочесть Володе и Фоме эти стихи. Но я не стала этого делать. Они могли обидеться. А мне не хотелось их обижать. Ведь они — герои. Они помогли знаменитой парашютистке Зине Спицыной. За ними посылали непрерывно гудящую «скорую помощь» с синим сверкающим огоньком на крыше, и все машины и троллейбусы расступались и давали им дорогу. И сам академик Деревянко, Светило, пригласил их на «пятиминутку» и при всех объявил им благодарность и дал деньги. Премию. И Володя сам предложил, чтоб мы говорили друг другу «ты», хоть он старше меня. А Наташе завидно. А мне очень хорошо. Вот только Вика…
Глава двадцать третья
Олимпиада Семеновна вошла в палату первой. Лицо у нее, как всегда, было спокойным, доброжелательным. Но в действительности она была встревожена и недовольна. Ладони были распрямлены, и прямые пальцы как бы чуть отогнуты назад.
А за ней вошел человек в белом халате. Но на лацкане у него не было синей таблички с белыми буквами. Человек этот был похож на артиста или дипломата. Я никогда не видела живого дипломата, но в кино их показывают такими, как этот дяденька — высокими, стройными, красивыми, молодыми и с сединой на висках. И в руках у него был небольшой плоский чемоданчик, похожий на портфель. «Дипломат».