Она демонстративно игнорировала Богдана, и Воронцову это сейчас понравилось – он изрядно разозлился на него за безобразное происшествие в ресторане.
– Едем, – охотно согласился он.
В голове шумело от выпитого, и хотелось подвигов. Вот чтобы такая безумно красивая женщина была рядом и с нею – только он, сильный и уверенный в себе.
– Ну-ну, – сказал сердито Богдан. – Валяйте.
Он, похоже, обиделся не на шутку. Но Воронцову сейчас было не до него.
В салоне жигуленка было уютно и пахло дорогими духами. У Воронцова голова закружилась еще больше.
– Кто вы, мой спаситель? Давайте познакомимся.
– Александр.
– Хельга.
– О?! – округлил глаза Воронцов. – Так вы иностранка?
– Это не настоящее, – засмеялась женщина. – Псевдоним.
– Вы – писательница?
– Журналистка. Меня зовут Марина, но разве Марина – это звучит? А вот Хельга Ронси – это класс!
Она звонко рассмеялась. И ее смех, и манера держаться были неотразимы. У Воронцова снова сердце заныло при мысли, что вот сейчас они расстанутся и никогда больше не встретятся.
– А Ронси – тоже псевдоним?
– Конечно.
– Я буду звать тебя Хельгой, – рискнул перейти на «ты» Воронцов.
– Согласна. Мне и самой так больше нравится.
Хельга тряхнула головой, отчего ее волосы взметнулись рыжим лисьим хвостом. Озорно и трогательно.
– Куда мы поедем, кстати?
– Куда? – Воронцов задумался лишь на мгновение. – К тебе, конечно.
– Ты из простых, оказывается, – засмеялась Хельга. – Я таких шустрых обычно отшиваю в два счета. Но сегодня случай особый – не имею права на грубость.
– Почему же?
– Ты спас меня.
– Ой, не надо громких слов, – шутливо сказал Воронцов.
– Нет, правда. Меня еще никто не видел рыдающей, но сегодня я была к этому как никогда близка. Две вещи способны довести меня до слез – моя машина и компьютер. Когда они меня подводят, я теряюсь.
– Да, пожалуй, – согласился Воронцов.
Это и ему доставляло много хлопот. Особенно компьютер. Тут они с Хельгой вполне могли понять друг друга.
– Здесь останови, пожалуйста, – попросил он.
– Почему?
– Мне надо зайти кое за чем.
– Я пью шампанское и сухие вина, – сказала догадливая Хельга.
– Вас понял.
Воронцов вернулся через десять минут, неся в каждой руке по набитому снедью пластиковому пакету.
– Кстати, я только что вот о чем подумал. Может быть, у тебя не совсем удобно? Так поедем ко мне.
– Я живу одна.
– Какое счастье!
– Не иронизируй. Для женщины это трагедия.
По ней нельзя было сказать, что для нее одиночество – трагедия.
– Тяжелые воспоминания, – понимающе кивнул Воронцов. – Он ушел, и сердце твое разбито.
– У тебя настроение какое-то такое…
– Какое?
– Разочарование, – подобрала нужное слово Хельга.
– Это точно. Жуткий день, сплошные отрицательные эмоции.
– Я тебе чем-то могу помочь?
Воронцов взглянул Хельге в глаза и обнаружил, что взгляд ее совершенно серьезен.
– Нет, вряд ли.
– Ну, тогда и не плачься.
Она была очень рациональным человеком, оказывается.
– Если вот только… – мечтательно протянул Воронцов.
– Что?
– Ты можешь, конечно, меня утешить, если честно.
– А вот это уж дудки, – сказала проницательная Хельга. – Даже думать об этом не смей. В своей постели я сплю одна.
– Ты придерживаешься на редкость строгих правил, – вынужден был признать Воронцов со вздохом.
– Вот это ты точно подметил. Родители меня воспитывали в строгости.
У Хельги, оттого что она нажимала на педали, немного приподнялась юбка, совсем открыв ее колени. Воронцов в который раз вздохнул и отвернулся к окну.
Зеленый «опель», который уже несколько кварталов следовал за ними как приклеенный, он не заметил. А машина знакомая была. Приметная очень машина.
Глава 4
Утром, едва открыв глаза, Воронцов увидел на потолке трещину. Трещина была небольшая, потому, наверное, он ее и не приметил раньше. Голова, к счастью, не болела, но общее состояние было на «двоечку», как определил Воронцов. Даже на «двоечку с минусом», так точнее.
Он повернул голову и вдруг понял, что проснулся не в своей комнате. Вот почему потолок показался ему незнакомым. На пуфике перед зеркалом, спиной к Воронцову, сидела Хельга. Она так была занята своим лицом, что ни на что другое не обращала внимания. Воронцов опустил глаза и обнаружил, что лежит в костюме Адама. Наверное, его поразил этот факт, потому что он издал какой-то нечленораздельный звук, и Хельга, не оборачиваясь, взглянула на его отражение в зеркале.