Пакет оказался солидным портфелем – теперь он валяется не в кустах, а у моих ног, в «москвиче». Надо быть законченным идиотом, чтобы увидеть то, что мне довелось увидеть, и, проходя мимо лежащего предмета, не подхватить его.
Остановив машину как раз между урнами, я принимаюсь исследовать портфель. Я должен убедиться, что портфель содержит именно то, на что я так рассчитывал и чего так опасался в нем не обнаружить. Деньги. Доллары. По десять тысяч в пачке. Много пачек, целый портфель.
Глава первая
Чтобы рассказать эту историю во всех ее подробностях, мне пришлось бы начать со своего рождения. Если же для краткости перешагнуть первые сорок лет моей биографии, то я могу начать с того, как однажды моя жена Бистра прогнала меня из дому.
Не подумайте, что она выбросила мои вещи в окно, а меня самого спустила с лестницы. Нет, вещи она оставила себе – во всяком случае, все, что могло бы ей пригодиться. Что же касается лестницы, то у Бистры нет для этого ни физических данных, ни склонности к подобному спорту. Она просто заявила, что теперь, когда мы давным-давно разведены, проживание наше в одной квартире становится все более неудобным. Я по привычке продолжал еще говорить о ней «моя жена», но мы действительно развелись с соблюдением всех предусмотренных законом формальностей – с той поры уже прошло целых два месяца.
Что касается неудобств нашего совместного проживания, Бистра, конечно, была права. Как ни странно, она почти всегда была права. Она была права в самом начале, когда стала твердить, что наш брак чем-то напоминает маленькое кораблекрушение. Она была права и позднее, когда у нее вошло в привычку называть меня упрямым ослом. Да и в конечном итоге она была права – когда, спасаясь от кораблекрушения, бросилась в объятия Жоржа.
Неудобства, о которых говорила Бистра, стали вполне очевидны сразу после развода. Жорж, если не формально, то фактически, уже обосновался у нас. Кроме того, они теперь с головой ушли в светскую жизнь. Первое время моя жена нисколько не возражала, чтобы я был свидетелем этой светской жизни. В этом она видела великолепную возможность утереть мне нос и наглядно доказать, как при желании может проводить время молодая семья.
Уклоняясь от наглядных уроков, я старался как можно меньше оставаться дома. Но, поскольку мне все же надо было где-то спать, я, хоть и в поздние часы, возвращался домой. Однако наше жилище было устроено так, что, когда бы я ни возвращался, я не мог проникнуть в мою комнату, не пересекая гостиной, где пять-шесть пар под вой магнитофона потягивали заграничное спиртное и занимались танцевальными упражнениями.
Случались и тихие ночи, когда под страхом того, что соседи могут вызвать милицию, наши гости довольствовались лишь спиртным и игрой в покер, а в гостиной было до такой степени накурено, что мне удавалось прошмыгнуть к себе в спальню почти незаметно.
В сущности, если кто-нибудь когда-нибудь меня замечал или делал вид, что замечает, так это была Беба, одна из приятельниц моей жены. Беба, насколько можно верить ее собственному признанию, давно «положила на меня глаз», и, когда моя жена снисходительно спрашивала у нее: «Что ты в нем находишь интересного, в этом кисляе?» – Беба отвечала кратко и определенно: «Ну, знаешь, одним нравится сладкое, другим – кислое». Случалось, Беба отрывала глаза от карт как раз в тот момент, когда я пытался проскользнуть к себе.
– А, Тони! Что это ты крадешься, точно вор? Поди-ка сюда! Посиди рядышком, благо ты теперь свободен.
Чтобы не прослыть совершенно антисоциальным типом, я, конечно, подсаживался к ней и даже пропускал два-три глотка спиртного, слушая Бебу – когда она пасовала, она бросала угрозы в мой адрес: «Сколько бы ты ни валял дурака, тебе от меня не уйти». Может, приставания Бебы действительно объяснялись любовью к кислому, однако в данном случае скисал вовсе не я, а моя жена. Хотя она и старалась сохранить при этом независимый вид. Что ж, это понятно: Бистра ни в грош меня не ставит, но привыкла обращаться со мной как с личной собственностью. А когда кто-то пытается прибрать к рукам то, что вы считали своей собственностью, это всегда раздражает, даже если эта собственность вам ни к чему. Сила инерции. Которая, оказывается, не бог весть какая сила, потому что однажды утром моя бывшая супруга вдруг заявила мне:
– Так больше не может продолжаться!
– Конечно, – кивнул я. – Люди, живущие внизу, обязательно сообщат в милицию.
– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду другое. – И так как я не догадался уточнить, что именно, она поясняет: – Это сожительство становится совершенно невыносимым.
– Ты же видишь, я соглашаюсь на все, чтобы его терпеть.
– Я не о тебе говорю, а о себе! – взъярилась Бистра, совсем как бывало в милые старые времена, когда мы еще были супругами.
Разговор шел в кухне, где, присев к покрытому клеенкой столу, я допивал собственноручно сваренный кофе. Допивал, рассеянно блуждая взглядом по клеенке с мелкими зелеными стебельками клевера, напоминающей прерию, над которой лениво перекатывались серо-фиалковые облака дыма от моей сигареты.
Час утреннего кофе всегда был самым спокойным в моих суетных днях. После светских развлечений моя жена и Жорж поднимались только с наступлением обеда. Жена в это время не работала – она ждала, пока ей предложат место «по душе». Что касается ее дружка» то род его занятий был каким-то неопределенным: он работал то ли инспектором, то ли поставщиком – в общем, я так никогда и не понял, что за работа у него была, во всяком случае, она позволяла ему мотаться по городам и весям, спать допоздна и уделять необходимое время своему хобби – перепродаже импортных вещей.
Однако это утро едва ли можно было назвать тихим. Перешагнув порог, жена застыла в боевой позе – руки на бедрах, ноги слегка расставлены.