Остаток того дня он провёл совершенно опустошённым, презирающим себя за проявленную слабость и с чувством вины перед своей женой, которая должна была прийти с работы. Он не знал, как будет смотреть ей в глаза после всего произошедшего. Хорошо, хоть мама жены его больше предусмотрительно не беспокоила и к вечеру куда-то ушла по делам. Супругу, когда она пришла с работы, он встретил с тщательно скрываемым чувством вины, приготовил ей ужин и всячески старался оказывать ей внимание. День прошёл, эмоции сгладились и всё это как бы отдалилось от него, он принял твёрдое решение на будущее давать отпор любым поползновениям в его сторону со стороны тёщи. Как показали последующие события, он переоценил себя и недооценил женщин. Не прошло и несколько дней, как ситуация повторилась с вариациями, предатель в штанах опять его подвёл в самый критический момент и твёрдо проголосовал против его благих намерений. Правило, гласящее, что если в крепости есть хоть один предатель, то любая крепость будет взята, опять себя оправдало. Морально он был категорически против, а организм опять сам по себе среагировал не в пользу морали, реакция была неуправляемая. Справедливости ради следует сказать, что он, скорее всего, победил бы этот бунт в штанах, но тёща как бы в тему пошутила, что если он будет плохо себя вести, то она пожалуется дочери на то, как он с ней поступил, пока они были дома одни. Капкан захлопнулся. Это был слабо прикрытый прямой шантаж. Самые худшие его опасения сбывались, он опять позорно сдался, и всё снова произошло.
С тех пор он уже был в полной власти желаний этой ещё молодой и энергичной женщины, которая с его помощью время от времени воплощала на практике все нереализованные за свою одинокую жизнь фантазии. Он был морально подавлен, искал выход из этого положения и не находил его. Чувство вины грызло его день и ночь, и он пытался хоть как-то компенсировать его повышенным вниманием к супруге и отдавая ей все свои силы, когда они были вместе. Так и потекли его дни и недели в невольной двойной жизни, за которую он всё больше себя презирал, не зная, что можно сделать в этой ситуации, в которую он окончательно влип. Тем не менее, наметились и многие перемены в их доме. Ему теперь не надо было выносить мусор, мыть посуду и вообще ему теперь многое прощалось. Он теперь даже мог себе позволить бросить грязную обувь в прихожей как попало, оставить после себя немытую тарелку, или бросить зубную щётку на крышку стиральной машины в ванной вместо того, чтобы аккуратно поставить её в стаканчик, и даже разбросать свою одежду в большой комнате. После этого теперь никогда не следовало неотвратимое, как было раньше, грозно-официальное «Дмитрий!» и замечание от тёщи. И вообще, само требовательно произнесённое имя «Дмитрий!» ушло из обихода, ему на замену пришло мягкое «Дима», или даже «Димочка». Обувь оказывалась почищенной и стоящей где надо, посуда помытой, одежда выглаженной и аккуратно повешенной на плечиках в гардеробе, зубная щётка чудесным образом сама собой оказывалась в своём стаканчике на полочке, а тюбик с зубной пастой закрытым колпачком и выпрямленным, а не смятым после Димы, как попало. Ему больше не приходилось экспериментировать на кухне, или покупать полуфабрикаты, всегда были приготовлены щи-борщи и всякое. Самый аппетитный кусок неизменно оказывался в его тарелке, а если супруга хотела взять себе понравившуюся ей часть приготовленного мамой пирога, иногда следовал замечание: «Это для Димы, возьми другую». В такие моменты он вообще готов был провалиться сквозь землю, ну, или сквозь пол. Ему уже было всё равно, куда проваливаться.
Со временем все его переживания немного сгладились, но его подсознательное гнетущее чувство вины всегда было с ним, и он всегда старался хоть немного искупить его своим особо внимательным отношением к супруге. Делал ей приятные подарки, комплименты, обсуждал с ней все интересующие её темы, проводил с ней интересные для неё беседы, а уж в постели отдавал ей все свои силы и всю нежность, какие только мог. Жена его была счастлива всеми этими переменами, а особенно гордилась тем, что, благодаря её идее, у Димы наладились отношения с её мамой. Каждый раз, когда она говорила ему о том, как она была права, что нужно избавляться от вредных жизненных стереотипов и не видеть в тёще с зятем врагов, а больше полагаться на любовь и хорошие отношения между людьми, то эти её слова были ему как ножом по сердцу. Если бы она только знала, каких внутренних переживаний стоят ему эти «отношения с тёщей». Но что произошло, то произошло. Так он уже считал и уже даже немного смирился со своей двойной жизнью. Проходили недели, а ничего не менялось. Все его планы что-то изменить и настойчивые предложения по переезду в другую квартиру жена не поддерживала, не понимая, почему им надо переезжать, когда всё так хорошо наладилось. Кроме того, её мама вообще стала категорически против того, чтобы они брали кредит на квартиру и переезжали от неё, и сказала, что не даст им денег взаймы, чтобы добавить на первый взнос за ипотеку. А чтобы самим набрать всю эту первую сумму, им потребовалось бы жить в квартире тёщи несколько лет. Кругом его обложили.