, что зуб на зуб не попадает. - Они ведь простудятся, - паникует Олеся, - у нас ничего сухого, и костёр мы развести не сможем! - Ничего, в крайнем случае МЧС прилетит, на вертолёте покатаемся. - Аптечка! Она же промокла насквозь наверно! - А вот о плохом не надо! Все высушим. - Бинты, вату и адреналин? - Адреналину вообще в ампулах ничего не будет, самое плохое произошло с ним ещё на вчерашней жаре. На спуске привычно строимся в колонну, скользим, держась за руки, передаём по цепочке "камень", "ветка", "бревно", "скользко", кто-то тем же монотонным голосом - "мы все умрём", глухой телефон на автомате передает дальше. - Отставить! - орёт Олеся, когда мрачный прогноз доходит до неё, - я вам умру! Выходим к обрыву, внизу - ущелье и двугорбая скала, утонувшая в тумане. - А что там, облако? А почему так низко? - Это лунтик там упал! - Андрей, а ты помнишь как звали бабочек из Лунтика? - П-просто "т-тупые бабочки". Сзади малышня начинает орать "Деда Максима" и вожатые к общему восторгу и удивлению подхватывают мотив. - А почему бревно тёплое? Оно что, живое? Я-то знаю, что гниение - реакция энерговыделения, но для детей каждое открытие становится чудом. На камнях бревнах ребятня скользит, падает, по-лягушачьи поджимая ноги, как до сих пор никто ничего не сломал, остаётся приятной загадкой. Последние несколько метров спуска - чистая глина, мы садимся на задницы и съезжаем дружным ярмарочным паровозиком. Всё равно все грязные по самые уши. Добираемся до полянки, падаем на мокрые листья, лежим. В ущелье тихо, где-то наверху, возможно, ещё идёт гроза, сюда долетают только редкие капли дождя. Вокруг, огибая поляну, шумит речка, дятел выбивает привычную дробь, эхо также привычно разносит её по окрестностям. - Чего лежим, кого ждём? Разбиваем лагерь, идём за дровами! Они серьёзно надеются развести костёр в этом болоте? Ставим безнадёжно мокрую палатку на мокрой траве, с беспросветно мокрых деревьев капает вода. Внезапно что-то живое отделяется от тента и в панике закапывается под листву. - Гусеница... Та самая... - Олеся зачарованно растягивает слова. - Бедная, жила в своём лесу, никого не трогала, а тут мы - пришли, натоптали, утащили в какую-то жопу. - А может, она путешествовать любит? Самара-экспресс - Россия живёт дорогами! - И дураками. Давай посмотрим, что там от аптечки осталось. Инвентаризация аптечки даёт печальные результаты - упаковки с лекарствами и перевязочный материал насквозь мокрые, полисорб в бумажных пакетах самостоятельно развёлся и готов к употреблению. Содержимое рюкзака Олеси тоже хоть выжимай, а мой относительно сухой и почти чистый. Я переодеваюсь, мокрые вещи развешиваю по палатке, руководствуясь скорее рефлексами, чем логикой. Оставшиеся шмотки распределяю между продрогшей ребятней и в сухих кроссовках сажусь медитировать на бревно. - Кто-нибудь сожгите её, - просит замерзшая Олеся. - Сейчас, костёр как раз разводим, - обещает вожатый. - Мы можем чем-нибудь помочь? - Сходите в лес, поищите... - Что? - Что-нибудь сухое. Мы поднимаемся на опушку, находим пеньки, на месте ещё одной стоянки. Мелкие с топорами кружат между деревьями, но пока им удаётся настрогать только щепы на розжиг. Надо ли говорить, что и она насквозь мокрая. - Рубите пеньки! - командует Олеся, - они внутри сухие! Да кто ж так... Дай сюда топор! - и она набрасывается на древесину с профессионализмом сурового фельдшера архангельской деревни, который каждый день встречает медведей и по вечерам забирается на сосну, чтобы позвонить маме. Мы возвращаемся к лагерю с охапками почти сухих дров, впереди нас мальчишки торжественно несут кепку щепы. - Слушай, а что мы в отчёте по практике напишем? "Кололи дрова?" - ...и ушивали рубленые раны. Мы с открытыми ртами смотрим, как к нашей палатке приближается пацанячья фигура, на ходу вытаскивая из ноги топор. - Ну тут ничего страшного, подкожка пробита, но до кости не дошло. - Шовчик бы сюда... - Шовного нет. - Ну тогда стерильную повязку с хлоргексидином. Завтра уже домой, там зашьют. Андрей честно пытается дозвониться до лагеря с отчётом, но в ущелье, кажется, не ловит даже "112". Вожатые натягивают тент между деревьями, отвоевывая у дождя пятачок земли под костёр. Тент тянуться не хочет, срывается, ветки ломаются, бечевы не хватает. - Может, твою верёвку возьмем? - Не, она для флага. Бог ты мой, они ещё и флаг хотят поднять. Внезапно Андрею в голову приходит какая-то инженерная мысль, и он скачет по кустам, выплетая подобие паутины, которая должна удержать наш парус. Полина зачарованно наблюдает за ним. - Ты бы переоделась, рыба моя. - Я помогаю. - Заболеешь! - Высохну. Мне хочется её стукнуть чем-то тяжёлым, но врачам надо проявлять гуманизм. Артём пытается перекинуть бечеву с камнем через ветку, сначала подпрыгивая на месте, затем кувыркаясь с рук подбрасывающих его мальчишек. - Машка, я толканку нашла! Сухую! Я её в целофан завернула, какая я молодец! Мы осторожно несём остатки туалетной бумаги к тенту. - Ой, а можно понюхать? Домом пахнет... - Дай сюда! Совсем уже одичали... - А можно... Кусочек? Я в туалет... - Это на розжиг! Иди, подорожником подотрешься, он полезный. Артём таки перекинул бечеву и теперь стоит, держа обрывок верёвки в зубах, пока второй вожатый воплощает в реальность один из чертежей Леонардо да Винчи. Он насквозь мокрый, даже кроссовки хлюпают, пока их хозяин переминается с ноги на ногу. Олесе в двух сухих футболках становится неуютно. - Э! Мужчина! Надевай мою, она сухая, простынешь. - Спасиб, мне нормально. - Надевай, нечего хорохориться! - Да я высохну! Но Олеся и не таких воспитывала, она скидывает с себя футболку и бросается к своенравному вожатому. Артём от неожиданности и испуга совершает прыжок, достойный фигуриста Плющенко, когда спина его ещё была молодой и здоровой, и мчится по лагерю, сбивая палатки. Олеся бросается на перехват. - Олеська, да оставь ты его, не хватало ещё за мокрым мужиком по лесу со шмотками бегать! Олеся тормозит, уставившись куда-то в кусты. - Машка... Он. - Кто? - Мокрый мужик! Я в лёгком ступоре вместе с остальными участниками пьесы наблюдаю, как на поляну из кустов вываливается лысый дед с безразмерным матерчатым рюкзаком и палками для скандинавской ходьбы. - Вечер добрый! А вы тут тоже путешествуете? Мы-то ладно, у нас волшебный Саныч и практика "помощник врача терапевтического, хирургического и акушерского профиля", а ты, дед, что здесь забыл? - Вы какой лагерь? Орлёнок? Не слыхал... На "Два брата" полезете? Я вот собираюсь... А че, костёр, никак? А что у вас для розжига? Бумага не будет гореть, мох возьмите! - Он же весь мокрый, - наконец, обретает дар речи старший вожатый. Мох-то конечно мокрый... Паззл внезапно сложился, и я несусь наверх, прихватив пацана с саперкой и ещё одного, с топором. - Маш, ты куда? Некоторые деревья растут криво, стволы с небольшим изгибом. Снизу дождь на древесину не попадает. Некоторые деревья у основания трухлявые. Кто скажет, что труха плохо горит, пусть первым бросит в меня 100 долларов и жидкость для розжига. Мы возвращаемся с двумя кепками трухи, как раз чтобы успеть на самую эпичную сцену сегодняшнего спектакля. Вожатые потратили почти весь запас бумаги, пытаясь развести огонь, дед стоит над душой и даёт ценные советы. Наконец, разочаровавшись во всех народных средствах, он обьявляет: - Подождите, у меня где-то была горелка... - и достаёт из рюкзака газовый баллон в натуральную величину, - правда, я ей ни разу не пользовался... Открывает вентиль, газ хлещет, как реактивная струя из сопла ракеты-носителя. Мальчишки подбираются поближе, вожатые отползают подальше. Я, открыв рот, смотрю, как дед подносит к горловине зажигалку. Вожатые с криком "он же щас е...нет!" прыгают в кусты, не забыв прихватить детей. Однако, что-то с кармой деда-поджигателя обстоит не так, и баллон продолжает мирно посвистывать, Прометей, подаривший огонь человечеству, фейспалмит у себя на скале. - Потом разберусь, - решает дед и, закрыв вентиль, и уходит куда-то вниз по реке. После такого поворота истории развести костёр - дело навыка и скоординированной работы. Языки пламени аккуратно облизывают щепу, подогревая следующую партию дров, которая сушится тут же, вместе с ребятней и мокрой одеждой. Артём о чем-то размышляет, глядя на огонь, снимает кроссовок, за шнурки подвешивает его над костром и продолжает свои размышления уже стоя на одной ноге. - А зачем тут кроссовок? - ребёнок всегда хочет все знать, даже голодный и мокрый ребёнок. - Это наш ужин. - Понятно. Скоро у костра сушится десяток пар обуви, босые дети сидят на бревне, продолжая бесконечную игру в познание мира. Дежурные приносят два котелка с водой, мы достаём из рюкзаков припасы. Олеся разматывает эластичный бинт, на ноге все ещё отек, бинт мокрый и липкий. - Как думаешь, его можно высушить? - Неси к костру. И давай ещё остальные бинты сушить. Конечно, почему бы и нет. Андрей задумчиво тащит к костру верёвку для флагштока. - Мы будем поднимать флаг? - Нет, мы будем сушить белье. Дед с газовым баллоном разбил лагерь неподалёку от нашего, мальчишки решили его проведать и возвращаются с абсолютно круглыми глазами: - Он там завернулся в фольгу и спит! - Если за ним прилетят рептилоиды, я вообще не удивлюсь. Мы ужинаем все той же гречкой с тушенкой, завариваем чай "по-походному" три пакетика на котелок, кипяток с пеплом, сахар размешиваем каштановой веточкой. - Давайте что ли песни петь! - предлагает Олеся, - Маш, подыграешь? - Без проблем! - я достаю губную гармошку. - У нас самые к