Я моргаю.
— Ты проводил два часа в дороге, чтобы поработать в книжном магазине?
Он кивает.
— Ага.
— Два часа. В каждую сторону. Чтобы поработать в убогом книжном магазинчике в Эскондидо. Это не могло стоить того.
Он наконец-то косится в мою сторону, продолжая улыбаться.
— Аудиоверсии исторических любовных романов составляли мне компанию в дороге. Дорожное движение было не таким уж плохим, поскольку я ехал всегда так рано утром и так поздно ночью. А работа в самом магазине, обучение у Джерри, практика в управлении книжным магазином и размышление, как я сделал бы иначе, по-своему... Я любил это. Вот так и понимаешь, что реально любишь что-то, Таллулалу — когда ты чувствуешь, что это стоит хлопот, и когда даже самые тяжёлые части ощущаются как подарок.
С моим сердцем в груди происходит что-то странное. Оно ощетинивается и горит. Любовь. Он использует это слово так легко, так уверенно. Я же, напротив, отшатываюсь от него.
Выпрямившись на своём стуле, я обхватываю ладонями кружку кофе и сосредотачиваюсь на том, что меня интересует: исход этой истории.
— Так значит, теперь магазин обновлён? — спрашиваю я. — Джерри позволил тебе оживить это место? Сделать магазин его лучшей версией?
— Неа. Джерри был готов к выходу на пенсию. Два месяца назад продал здание какой-то фирме, которая откроет там офис страховой компании, и даже не позволил мне выкупить у него магазин. Сказал, что мне надо начинать самому, сделать что-то с нуля и доказать себе, что я на это способен.
Моя челюсть отвисает.
— Какого чёрта? Ты проводил в дороге четыре часа в день, дважды в неделю, чтобы управлять заплесневелым старым книжным магазином в Эскондидо, который закрылся, и чего ради?
Стая птиц слетает с деревьев, шокированная моей громкостью.
Вигго удивлённо моргает, глядя на меня. Я тоже удивлённо моргаю. Не помню, когда в последний раз я заводилась из-за чего-либо. В детстве я поняла, что если заводиться, то становится только хуже. Это побуждало моего младшего брата Гарри вести себя ещё хуже, чтобы переплюнуть меня; это расстраивало и пугало малышку Шарли. Так что я перестала. Я научилась оставаться тихой, запирать всё в себе и не чувствовать. Чувства делали всё только хуже.
Вигго опирается локтем на подлокотник стула и говорит мне:
— Я решил, что открою своё место, в Лос-Анджелесе и здесь. Я колеблюсь насчёт того, с чего начать. Здесь будет дешевле, поскольку я бы выбрал место здесь, а не в Сиэтле. С другой стороны, если я открою свой первый магазин здесь, до второй локации в Лос-Анджелесе, то буду проводить большую часть времени здесь, вдали от детишек...
— Детишек?
— Моя племянница и племянник, — объясняет он. — И ещё ожидается пополнение. Фрэнки, жена моего брата Рена — ей рожать в следующем месяце. Ты её вчера видела, я уверен. Высокая, длинные тёмные волосы. В данный момент она единственная в семье выглядит так, будто проглотила призовую тыкву, хотя я бы ни за что не сказал ей это в лицо — я ценю свою жизнь.
(Под призовой тыквой имеется в виду тыква, победившая на соревновании по выращиванию тыкв. Погуглите, если никогда не видели, каких монстров там выращивают, — прим).
— Так вот... эти дети. Ты не хочешь жить вдали от них.
Он хмурится, явно озадаченный.
— Конечно, не хочу. Я их любимый дядя.
— Чёрта с два, — ворчит мужчина за кустами, окружающими террасу, и пугает нас обоих.
— Иисусе, — ахаю я, прижав руку к груди. — Откуда он взялся?
— О, он не спит уже несколько часов, — Вигго отпивает глоток кофе, затем говорит, понизив голос: — После ухода из спорта Гэвин всегда встаёт рано. Предположу, что он не спит с трёх утра, если вообще ложился. Я до сих пор не уверен, что он не вампир.
— Я всё слышал, — говорит мужчина, в котором я теперь узнаю Гэвина Хейса, бывшую международную звезду футбола и партнера Оливера. Он медленно поднимается по ступеням из двора на террасу, одетый в серую ветровку и чёрные штаны с серой полосой по боку, а в руках держит чёрную термокружку с кофе.
— И какова она на вкус? — спрашивает Вигго, ослепительно улыбаясь ему. — Эта щедрая доза заблуждения, добавленная к твоему кофе?
Игнорируя Вигго, Гэвин поднимает кружку в знак приветствия и говорит мне вежливое «Доброе утро».
— Доброе, — отвечаю я ему.
Затем он поворачивается к Вигго.
— Думаешь, я заблуждаюсь насчёт статуса любимого дяди? Обдумай факты, Бергман. Линни играет с тобой в волшебного единорога и колдунью?
Вигго моргает, явно выбитый из колеи.
— Не совсем, но...
— Вот и я так думал, — говорит Гэвин, открывая дверь, ведущую в дом. — Наслаждайся дозой реальности в своём остывшем хипстерском кофе слабой обжарки.
Дверь закрывается неожиданно тихо.
Вигго улыбается ему вслед.
— Чёрт, умеет он задеть за живое, но я люблю этого засранца.
Я перевожу взгляд между местом, где был Гэвин, и местом, где сидит Вигго.
— Вы очень странная семья.
— Без сомнений, — соглашается он. — Но мы правда любим друг друга.
Будь проклято это слово, оно колется так, будто по моей коже провели крапивой. Я задираю рукав и почёсываю вокруг своего устройства НМГ — непрерывного мониторинга глюкозы — прикреплённого к верхней части моей руки, чтобы следить за уровнем сахара в моей крови. Пластырь иногда чешется, и когда так бывает, я невольно скребу ногтями его край.
Вигго смотрит, что я делаю, затем склоняет голову набок.
— Не припоминаю этого на первом курсе.
Я опускаю рукав, скрывая глюкометр.
— В отличие от тебя, я не становилась лучшими друзьями со всеми. Никому не нужно знать, что у меня диабет 1 типа.
— Так тебе уже поставили диагноз? — спрашивает он.
— В девятом классе.
— Должно быть, тебе пришлось непросто. Особенно переживать такое в подростковом возрасте. Старшеклассники бывают придурками в отношении подобных вещей.
— Они и были, — небрежно говорю я, глядя в свой кофе и выуживая жучка, который решил туда нырнуть. — Но я справилась. Я двинулась дальше.
— Конечно. Но если мы двинулись дальше, это ещё не значит, что отголосков боли не осталось.
Я бросаю на него бесстрастный, холодный взгляд.
— Мне не нужно твоё сочувствие. Мы тут обмениваемся секретами, а не становимся друзьями.
Вигго медленно улыбается, и в его глазах появляется озорной блеск.
— Ой-ой. Ты не знала, да?
— Не знала чего?
Его улыбка становится шире, и он наклоняется ко мне.
— Как только ты обмениваешься секретом с Бергманом, ты привязана к нему на всю жизнь. Мы теперь друзья, Лулалу. Нравится это тебе или нет.
— Не нравится. Я убираю лайк. Удаляю комментарий. Отписываюсь.
Вигго смеётся.
— Облом. Мы теперь друзья, вот и всё. Чёрт, да я готов поспорить, что в следующем году мы будем дуэтом петь караоке на свадьбе.
Моё горло делается сухим как пустыня.
— На ч-чьей свадьбе?
— На их, — он показывает за кусты вокруг террасы, где я вижу, как из густого скопления деревьев показываются Шарли и Джиджи, держась за руки, и лучи солнца отражаются от их искрящих помолвочных колец. У Джиджи за ухо засунут цветок, а короткие тёмные волосы Шарли усыпаны лепестками. Их улыбки просто ослепительны.
Что-то очень напоминающее слёзы подступает к моим глазам.
— Она это сделала, — шепчу я.
— Да, — говорит Вигго. — Сделала.
Я отрываю взгляд от моей сестры. Что-то в том, как он это сказал, намекает, что он тоже был в курсе.
— Ты знал? Что Шарли собралась сделать предложение?
— Конечно, знал. Это я предложил ей делать предложение здесь.
— Вы с Шарли... настолько близки?
— Она лучшая подруга моей младшей сестрёнки, — говорит он, словно это должно быть абсолютно логичным для меня. — Я дружу со своей младшей сестрёнкой; её друзья — мои друзья. Шар-Шар-Бинкс и я приятели. Более того, это я подсадил её на любовные романы и помог твоей сестре восстановить её веру в «жили долго и счастливо».