— Это... было бы здорово. Спасибо.
— Не за что, Таллулалу.
Как раз когда я направляюсь по коридору в сторону гостиной, в дверь звонят. Я хмурюсь. Я никого не жду.
— О! — кричит Таллула. — Это мою обувь привезли. Надеюсь, у тебя тут есть ещё шкафы, потому что они мне определённо понадобятся!
***
На деле же у меня нет шкафов для обуви Таллулы, и когда мы поняли, что всё это надо где-то хранить, осталось лишь одно решение: Икея. Не считая шалаша и магазина любовных романов с широким ассортиментом, Икея — это моё самое любимое место. Но Таллула, похоже, его не любит.
— С чего вдруг такое лицо? — спрашиваю я у неё.
Таллула хмуро смотрит на меня.
— Тут пахнет фрикадельками массового производства и объегориванием.
Я хрюкаю.
— Объегориванием?
— Они объегоривают тебя. Показывают всю свою мебель собранной, а потом заставляют покупать её кусками и собирать.
— Что ж, Лула, некоторым людям нравится собирать вещи.
— Что ж, Вигго, а этой девушке нравится платить людям за сборку вещей.
Я останавливаюсь как вкопанный. Таллула поворачивается и смотрит на меня, держа в руке искусственный суккулент в горшке.
— Таллула, мы не станем платить кому-то за сборку твоего шкафа для обуви Ställ.
— Ты прав, — она убирает искусственный суккулент в пакет с логотипом Икеи, затем заправляет выбившуюся прядь волос обратно в гульку. — Мы платим им за сборку нескольких шкафов Ställ. Мне нужно минимум три.
Я аж давлюсь от неверия, а Таллула разворачивается на пятках и шагает прочь. Я нагоняю её за три широких шага.
— Лу, я наполовину швед. Я не могу допустить, чтобы хоть какой-то предмет мебели из Икеи в моём доме был собран... каким-то незнакомым, когда эти две руки в абсолютно рабочем состоянии, а мои гены создали меня для этого.
Она закатывает глаза.
— Это абсурд.
— Не абсурд. В этом я не отступлю, — я запускаю руку в её пакет, вытаскиваю искусственный суккулент и ставлю на полку с упаковками свеч. — И я не отступлю в этом: никаких искусственных растений.
Таллула ахает.
— Эй! Это для моей комнаты. Это единственное растение, которое я могу сохранить в живых!
— Лула, у меня для тебя плохие новости — оно изначально не было живым.
Она раздражённо рычит, затем бросается к искусственному растению и снова кладёт в пакет.
— Но я хочу видеть в своей комнате растения!
Я опять выдёргиваю искусственное растение из пакетика и резко ставлю обратно к свечам.
— Тогда мы купим тебе живые!
— Я их убью! — орёт она.
— Я не дам тебе убить их! — ору я в ответ.
Пара с несколькими детьми бросает на нас обеспокоенные взгляды.
Таллула тянется к искусственному суккуленту, но я подхватываю его и поднимаю над головой.
— Никаких. Искусственных. Растений. Таллула. Ради всего святого.
— Ты такой грубый! — она сверлит меня суровым взглядом. — Используешь мой невысокий рост против меня.
— Отчаянные времена требуют отчаянных мер, мелюзга.
Она топает по моей ноге. Я шиплю от боли, а она уносится прочь.
— Ладно! — орёт она через плечо. — Мы купим живые растения! Мы купим разобранные шкафчики и соберём их! Но предупреждаю тебя, ты об этом пожалеешь.
***
Как оказалось, Таллула права. Я правда жалею о своём решении, когда через два часа сижу и собираю первый из четырёх органайзеров для обуви Ställ. Пусть я не считаю себя агрессивным человеком, я уже готов что-нибудь сломать.
— Это неправильно, — говорит Таллула, стоя надо мной и показывая на первый наполовину собранный органайзер. — Мы определённо закрепили эту деталь задом наперёд.
Я сверлю её сердитым взглядом.
— Таллула, дай мужчине самому спокойно собрать полку для обуви?
— Неа, не дам, — она плюхается рядом. — Я должна участвовать. Это мои полочки для обуви. Я их купила.
— Я предложил заплатить за них, — бормочу я сквозь зубы.
— И какими же деньгами? — спрашивает она.
— Я бы влез в долг по кредитке, чтобы избавить себя от этой пытки.
Она закатывает глаза.
— Когда я съеду и оставлю их здесь, можешь выкупить их у меня, а пока что это моя покупка, и я помогаю, чтобы удостовериться в их успешной сборке.
— Помогает она, — кисло бурчу я.
Таллула откидывается назад, и на её губах играет коварная усмешка.
— Я же говорила, что ты пожалеешь.
Я качаю головой, делаю глубокий вдох и сосредотачиваюсь на мебели. Либо так, либо орать в подушку, и я не могу показать Талулле, как сильно она действует на меня.
— Может, оплатить их сборку было бы не так уж плохо, — шепчет она, наклоняясь. Её дыхание горячо обдаёт мою шею, и по моей спине пробегает дрожь.
— Богом клянусь, Лула, — повернув голову, я собираюсь наградить её гневно предупреждающим взглядом, но она так близко, и её рот в каких-то дюймах от моего. Я смотрю на неё, подавляя желание схватить её за гульку, запрокинуть голову и целовать так крепко и долго, чтобы она перестала доводить меня до белого каления. Её взгляд опускается к моим губам, затем поднимается обратно. Она сглатывает.
Телефон Таллулы пиликает, разрушая момент. Она моргает, берёт гаджет и выключает сигнал. Затем встаёт, отряхивает руки и объявляет:
— Пора ужинать.
Глава 12. Таллула
Плейлист: Donora — I Think I Like You
Вигго не присоединяется ко мне за ужином, вопреки будильнику, который я завела, чтобы проследить, что он перестал работать и съел что-нибудь. Мне не хватило храбрости заставить его поесть, когда он не вышел из комнаты следом за мной, хоть я и думаю, что это помогло бы улучшить его настроение. Я знаю, что моё точно улучшилось. За то время, что я переезжала, разбирала вещи и ходила с ним в Икею, мой уровень сахар в крови немного упал, и поев, я чувствую себя получше. И всё же я не могу винить в своём поведении исключительно уровень сахара, хотя это наверняка сыграло небольшую роль в моей сварливости. Потому что я знаю, что добровольно испытывала Вигго. Я добровольно испытывала его с того момента, как мы вошли в Икею, бок о бок, пререкаясь о том, стоит ли нам пройти прямиком к органайзерам (моё предпочтение) или пройтись по всему этажу (его), и потом я осознала, как это выглядело, как это ощущалось.
Как будто он и я — это мы. Как будто мы были командой, Вигго и Таллула: синхронные шаги, он любезно умерил свою походку, подстраиваясь под меня, когда мы неохотно пришли к компромиссу и договорились, что просмотрим секции гостиных и спален, а потом пойдём к органайзерам для обуви.
Это меня чертовски испугало. Потому что быть с ним вот так ощущалось — ощущается — легко, знакомо. Его древесный сахарно-пряный запах, его рука, вскользь задевающая мою при ходьбе; то, как он открывает мне двери и называет меня дурашливыми прозвищами; как он принимает мои остроты и отвечает тем же, с тёплой улыбкой на лице, от которой мои ледяные края начали таять.
И мы ведь только начинаем. Впереди меня ждёт два месяца совместного проживания с ним.
Я не настолько брежу, чтобы считать, будто неспособна привязываться к кому-то, хотеть кого-то... просто я не называю это любовью, потому что я не верю, что любовь реальна. Зато я верю в то, что уязвимость реальна, и она может затянуть тебя, опустить твои защиты, приучить к мысли, что можно положиться на этого человека, которому ты открылась. А потом очень легко пострадать.
Я не фанат психотерапии (просто не могу себе представить, что буду изливать душу незнакомцу), но в последний год я пыталась лучше понять себя, прочла пару книг про дисфункциональные семьи, про теории привязанности, про то, как и почему разные люди реагируют на близость: тревожно, избегающе, надёжно.
Я избегающий тип. Я это знаю. Я не хочу открываться людям. Каждый раз, когда я пытаюсь сделать это с Вигго, мою грудь будто сжимает мощная хватка. Меня уже слишком сильно манит идея довериться его доброте, жаждать больше времени с нашей дерзкой игрой слов, с этой энергией, что искрит между нами, прильнуть к каждой части его тела, которую жаждет моё тело. Рядом с ним я чувствую себя чрезвычайно не в своей тарелке. И особенно сильно я чувствовала это сегодня.