Это был мой первый любовный роман. Исторический любовный роман, который описывал то, что Остен часто обрисовывала парой предложений или вообще пропускала. Душераздирающие признания в обожании, интимные занятия любовью, драматические дуэли, поцелуи, которые длились целые абзацы и оставляли моё тело распалённым. Я проглотил ту книгу, отчаянно желая осмыслить то ощущение дикой власти, которой эта молчаливая холодная девушка обладала надо мной. И я больше не оглядывался назад. С тех самых пор я читал любовные романы.
— Вигго, — Зигги смотрит на меня, пока я меняю позу, пытаясь небрежно опереться на стул, но тот опять зловеще покачивается подо мной, и я выпрямляюсь. — Что, — шепчет она через уголок рта, — с тобой не так?
Я наблюдаю, как мама передаёт моего племянника Тео папе, затем подходит к Таллуле, тепло улыбаясь и разводя руки для объятия, которое Таллула осторожно принимает.
— Не так? Со мной? Ничего. Просто опрокинул стул. Слегка себя спугнул. Хех, даже в рифму. Посмотрите, я поэт.
Зигги выгибает золотисто-рыжеватую бровь.
— Ты ведёшь себя так странно. И продолжаешь таращиться на Таллулу, — моя сестра склоняет голову набок, оценивая меня. — Ты с ней прежде не виделся, верно?
Моя семья понятия не имеет, что в колледже у нас с Таллулой были общие пары. Я не собирался входить на семейный ужин в воскресенье и объявлять, что женщина, о которой я каждую ночь видел грязные сны, даже не признаёт факт моего существования.
А потом я бросил колледж после того семестра, и то назойливое ощущение, будто я не там, где должен быть, потянуло меня к чему-то другому, даже если я не знал, к чему именно. Зигги не знает о моём интересе и негодовании в адрес старшей сестры её лучшей подруги, потому что я держал этот позор при себе. Никто другой в моей семье тоже не знает. Я об этом позаботился.
Слава Богу. Потому что с моим-то послужным списком того, как я (с самыми любящими и благородными намерениями, позволю добавить) подталкивал и подпихивал своих братьев и сестер к их романтическим счастливым концам, они все будут только рады подтолкнуть меня к своему собственному.
Меня переполняет облегчение. Моя семья не знает. Я в безопасности. И у меня есть лишь одно облегчение, которое превосходит незнание моей семьи о моей давней влюблённости в Таллулу: это то, что сама Таллула тоже не знает.
Потому что если бы она знала, эта услуга, которую я собираюсь оказать Шарли, вывела бы всё на новый уровень унижения.
Глаза Таллулы встречаются с моими, пока она смотрит поверх плеча моей мамы. Она хмурится, заметив, что я снова смотрю на неё. Я маскирую свой промах, одаривая её игривой улыбкой и подмигивая. Она хмурится ещё сильнее.
Идеально.
Я знаю, как сохранять лёгкую атмосферу, разрядить обстановку. Это моя стихия — уворачиваться бесшабашными выходками и шутками, отвлекать внимание остроумным дуракавалянием. Я делал это так долго, что теперь это даётся так же естественно, как дышать. Таллула, может, и воздвигла ледяной фасад на первом курсе колледжа, но теперь ей не удастся. Я сохраню обстановку игривой, весёлой. Это по-своему манна небесная — услуга для Шарли направляет меня, и у меня уже есть план, стратегия, как вновь справиться с обществом Таллулы.
— Вигго, — Зигги пихает меня локтем. — Серьёзно, что с тобой происходит?
— Ничего! — я улыбаюсь Зигги, скрывая всё, что я отчаянно не хочу ей показывать. — Просто веду себя как гостеприимный Бергман.
Моя сестра подозрительно прищуривается.
От возможной дальнейшей инквизиции меня спасает то, что она поворачивается к столу, где Себ что-то делает с её плашками, и награждает его испепеляюще-предупреждающим взглядом.
Себ улыбается Зигги, но потом смотрит мимо неё, когда она начинает спорить с Оливером о том, что надо завершить игру в Скраббл и пойти жарить смор на улице, а я уже не так уверен, что свободен от инквизиции.
Себ медленно встаёт и притворяется, что наклоняется над доской и собирает плашки, когда Зигги смиряется с завершением Скраббла.
— Кто эта женщина для тебя? — тихо спрашивает он.
Я наклоняюсь и тоже собираю плашки, складывая их в углубление в центре доски, а Себ поднимает для меня мешочек, в который их надо ссыпать.
— Никто.
Он хрюкает.
— Хрень собачья.
— Я серьёзно, — резко говорю я ему.
Себ поднимает глаза и удерживает мой взгляд.
— Конечно. Но когда будешь готов подтвердить свои красноречивые слова действием, лицемер ты этакий, я буду рядом.
С этими словами он поворачивается, притягивает мою сестру за талию и идёт с ней на заднюю террасу вместе с моей дружно удаляющейся семьёй.
Оставляя меня с человеком, с которым я меньше всего хочу быть наедине и который стоит буквально в паре метров от меня.
Глава 2. Таллула
Плейлист: Bishop Briggs — Tempt My Trouble
Это мой худший кошмар — я ступила в чёртову обитель слащавости и влюблённости. Воздух практически пропитан счастливыми концами и всем этим сопливым дерьмом, от одной лишь мысли о котором у меня мурашки. Я стою прямо у двери, моя голова идёт кругом от тёплого приветствия, от наблюдения за сияющими, сплочёнными Бергманами и их не менее сияющими, сплочёнными спутниками жизни, которые все выходят на заднюю террасу.
За исключением Вигго.
У него, похоже, никого нет, никто не берёт его за руку, не выводит на террасу. Но может, кто-то и есть. Где-то тут. Может, его вторая половинка вышла в туалет. Или прилегла вздремнуть. Может, она где-то в этом массивном доме, который, как сказала мне Шарли, начинался с малого, как и сама семья, но с тех пор сделался большим и прекрасным, кишит воспоминаниями и историей, фотографиями на стенах, свечами на столиках и подоконниках, первыми весенними цветами в разномастных вазах.
— Таллула Кларк.
Моя голова рефлекторно поднимается, когда я слышу голос Вигго. Я осмысливаю, как иначе он звучит, как по-другому он выглядит.
Вигго повзрослел.
Исчезли те длинные тощие конечности. Нет уже мальчишеского гладкого лица. Он ещё выше, чем был на первом курсе колледжа, всё ещё худой, но более мускулистый, источает едва сдерживаемую энергию, словно сжатая пружина. Его лицо скрывается густой, неухоженной шоколадно-каштановой бородой, в которой промелькивает рыжинка, а пряди таких же шоколадно-каштановых волос удерживаются потрёпанной синей бейсболкой. Под её козырьком видны те глаза, яркие даже в тени. Те чёртовы очаровательные глаза Бергманов. Такие обманчиво холодные для таких тёплых людей. Они бледного серо-голубого цвета зимнего неба, отяжелевшего от обещания снегопада, но в то же время они источают такой жар, который способен согреть тебя до костей даже в самый студёный день.
Глядя на него, я испытываю идиотский укол желания. Он волновал меня на первом курсе, и он волнует меня сейчас, как будто даже сильнее. Но я напоминаю себе, что просто стою перед привлекательным парнем; это говорят гормоны, это просто биология. У меня овуляция. Я возбуждённое животное, которое создано быть возбуждённой в данный момент. Вот и всё.
Я напоминаю себе, что мужчина передо мной — это просто взрослая версия парня, который читал на парах романы Остен и пошлые любовные романчики, а на переменках болтал без умолку. От его дёргающихся ног тряслась наша парта, и он раздражающе пах Рождеством — сосны и лёгкие нотки сладкой ванили, приправленной корицей. Этого парня я игнорировала, потому что он пугал меня до чёртиков. Он был общительным, милым, очаровательно неловким, и всё, о чём я могла подумать — это: «Когда-то моя мама наверняка испытывала это абсурдное ощущение бабочек в животе из-за моего папы, и посмотрите, куда это их привело».
— Вигго Бергман, — отвечаю я.
Его брови взлетают на лоб.