— Так теперь ты признаёшь моё присутствие?
— Было бы грубо этого не делать.
— На первом курсе колледжа тебя это не останавливало.
У меня вырывается вздох. Ну естественно, он это припомнит. И я наверняка это заслужила, но не могу же я сказать ему правду о том, почему я так себя вела.
«Я была заворожена тобой. И ужасно боялась. Держать рот на замке было единственным вариантом».
Он улыбается шире, как будто довольный, наблюдает, как я ёжусь, даже не заслужив моего объяснения.
— В любом случае, — говорит он, — добро пожаловать в шалаш. Предвкушаешь отдых и расслабление?
Я переступаю с ноги на ногу, чувствуя, как мои стопы и пальцы на ногах вжимаются в прохладные деревянные полы, и обретая почву под ногами.
— Я здесь только ради Шарли.
Вигго с любопытством склоняет голову набок.
— В смысле?
Я молча смотрю на него, обдумывая мой ответ. Я не скажу ему, зачем я на самом деле здесь, потому что не вправе делиться таким. Я не скажу ему, что моя сестрёнка в туалете ресторана за ланчем выпалила мне, что до усрачки боится делать предложение своей девушке, но не может ждать больше ни одной чёртовой секунды, и я нужна ей в качестве моральной поддержки, и я не могу отказать ей, потому что это наша закономерность. Сколько я себя помню, всегда было так: мои родители — это токсичный бардак, и я терпела их больше, чем следовало; мой младший брат — разрушительный хаос, который я пытаюсь обуздать, а моя сестренка, самая младшая, пугается и нуждается во мне, и я должна быть в порядке, чтобы быть рядом с ней. Так что я здесь.
Выжидая меня, Вигго барабанит пальцами по стулу, с которого он только что чуть не свалился и едва успел подхватить — почти как в первый раз, когда я вошла в аудиторию, когда его стул опасно накренился и резко ударился ножками о пол, совсем как моё сердце ударилось о рёбра.
Я нервничала, входя на самую первую пару в колледже. Это единственная причина, по которой это случилось тогда. Вовсе не потому, что первым делом я увидела очаровательного парня, наблюдавшего за мной и с любопытством улыбавшегося.
Совсем как он наблюдает за мной сейчас, улыбаясь с любопытством.
Боже, мне нужно сбежать. Я чувствую тот гул под кожей, совсем как в первый день, когда я сидела рядом с ним. И его запах не изменился. Древесный и тёплый, как сосна, которой обрезали ветки до самой верхушки, и свежеиспечённое рождественское печенье.
Я не могу с этим справиться.
Мне и так проблем хватает. У меня есть ужасно длинное письмо от редактора, которое мне слишком страшно читать, и прилагающийся вордовский документ с текстом моего предложения и первыми десятью главами моей рукописи, которые, если судить по быстрому просмотру приложения для сравнения двух версий документов, полны правок, режущих по моему эго. У меня есть родители, грызущие друг другу глотки и пытающиеся втянуть в это меня. Брат, который дуется, хотя ему фактически просто погрозили пальчиком после его последней проделки. И у меня есть сестра, которая вот-вот собирается сделать предложение своей второй половинке, поведя её в какой-то «романтический» поход, и которая умоляла меня приехать и поддержать её, будто моё присутствие каким-то образом поспособствует разрешению этого бреда, в который она ввязалась — то бишь, долгосрочных романтических отношений.
— Мы с Шарли давно не виделись, — говорю я ему наконец. — Она... хотела, чтобы у нас было больше времени пообщаться.
— Ты сегодня встретилась с ней в Сиэтле, — говорит Вигго. — Я слышал. Рад, что ты решила вернуться с ней.
Я выгибаю бровь, глядя на него.
— Рад?
Он улыбается.
— А почему я не должен радоваться? Думаешь, я затаил обиду из-за твоего холодного отношения столько лет назад?
Мой живот скручивает узлами. Мое эго получает ещё один удар. Естественно, он не затаил обиду. Я не имела для него значения. Я отмахнулась от него, и он двинулся дальше. Буквально. После того семестра он отчислился из УЮК. Нескольким нашим одногруппникам, которые оказались на парах по литературе в следующем семестре, нравилось шутить, что я отпугнула Вигго.
Но я этого не сделала. Я для него никто. Как и он никто для меня. Так я и твердила себе: мы никто друг для друга. И именно об этом я напоминаю себе сейчас.
— Просто к твоему сведению, — добавляет он, когда я не отвечаю, — моя семья тоже не затаила на тебя обиду. Они даже не знают, что мы были на одном потоке в колледже.
Я удивленно моргаю. Шарли столько рассказывает об её любимых Бергманах, как они близки, как хорошо они общаются.
— Не знают?
— Неа, — он пожимает плечами. — Мне не показалось, что это стоит упоминать.
Мои плечи опускаются от облегчения. Я беспокоилась, что он рассказал всем Бергманам, какая я ледяная сука. Это определённо был бы не первый раз, когда меня описали таким эпитетом.
— Наш маленький секрет, — шепчет он, подмигивая. — Можем так и оставить.
Я киваю.
— Могу я предложить тебе напитки? — спрашивает он. — Экскурсию по этому месту? Семейные фотографии — просто золотой комедийный фонд.
Я не могу справиться с этим. С его добротой. С его лёгкими разговорами. Он слишком милый, и я чувствую себя слишком неловко, странно стыдясь того, какой холодной я была давным-давно, учитывая то, как тепло он ведёт себя.
Мне нужно сбежать.
Я смотрю мимо Вигго на заднюю террасу, где наши сёстры сидят вместе и смеются. Зигги сидит рядом с Шарли, которая обнимает одной рукой Джиджи. Шарли смотрит мимо своей второй половинки и ослепительно улыбается, подзывая меня свободной рукой.
— Наверное, мне лучше присоединиться к Шарли на террасе.
Вигго оборачивается через плечо и замечает мою сестру.
— Хорошая идея, — он улыбается. — Она выглядит очень счастливой тем, что ты приехала, — когда он оборачивается обратно ко мне, наши взгляды встречаются. Он всматривается в мои глаза. Его улыбка становится шире.
Эта улыбка такая очаровательная, дружелюбная и ровно такая же раздражающе привлекательная, какой она была в колледже. Хуже того, я думаю, что сейчас она могла стать даже привлекательнее. Взросление к лицу Вигго. Его кожа загорела и немного обветрилась; в уголках глаз уже видны крохотные морщинки, будто он слишком много улыбается, слишком много смеётся, проводит слишком много времени на свежем воздухе, не нанося солнцезащитный крем.
Всё ещё не сводя с меня глаз, Вигго говорит:
— Ты такая же тихая, как я помню.
— Я не особо разговорчива.
Мне уже комфортнее с разговорами. Пришлось научиться. Когда моё дебютное произведение неожиданно выстрелило и попало в список бестселлеров, последовали интервью, подкасты, виртуальные мероприятия, где я могла прятаться за выключенной камерой, но мне пришлось принять свой голос.
— В колледже у меня была теория, — говорит он, — что ты приберегала слова для своих достигаторских сочинений.
Я выгибаю бровь.
— Как будто ты не был достигатором по тому предмету.
Вигго пожимает плечами.
— Я не прикладывал максимум усилий на тех парах.
Чёрта с два он не прикладывал. Я смотрю на него, сдерживая ответную реплику. Я не поведусь на его подзуживание. Он не разведёт меня на разговоры. Я не позволю ему очаровать меня или флиртовать со мной. Это заставляет меня задаться вопросом, может, он только этого и хотел в колледже — реакции от тихой, холодной девушки. Как и другие до и после него, он просто хотел того, чего не мог получить? И как и остальные, он бросит меня в тот же момент, когда я покажу ему кусочек себя?
— Я честно не выкладывалась по полной на том предмете, — говорю я ему небрежно, убирая соринку с майки, хотя соринки там не было. — Он был не особенно запоминающимся.
Уголок его левого глаза подёргивается.
— Ты ужасно усердно старалась на парах по литературе, которые не показались тебе запоминающимися, Таллула Кларк.