Его соседка. Это всё, чем я являюсь на данный момент. Ценное напоминание. Наши границы — это платоническое совместное проживание, пока мы не обсудим что-либо помимо этого. А мы не обсуждали. Потому что я сначала попросила обнимашек.
— Ладно. Значит, быть попкорну, — я поднимаюсь, схватившись за край дивана и вставая сначала на колени. Поднявшись, я оборачиваюсь через плечо. Взгляд Вигго не отрывается от моей задницы. — Наслаждаешься видом?
Он резко и виновато поднимает взгляд к моему лицу. Закусывает губу.
— Ну я же просто мужчина из плоти и крови, Таллула.
— И вот как парень, носящий футболку «Читай любовные романы, борись с патриархатом» оправдывает то, что овеществляет меня? Токсичной маскулинностью?
Он морщится.
— Надо было сказать «я же просто человек». Который, позволь добавить, только сейчас поддался искушению посмотреть.
Я скрещиваю руки на груди и подхожу обратно к нему, пока подол моего платья не задевает его согнутое колено. Вигго смотрит на меня снизу вверх. Я смотрю на него сверху вниз.
— Это первый раз, когда ты посмотрел на мою задницу?
Его щёки розовеют.
— Ну типа... возможно, я округлил свои подсчёты. Весьма сильно.
Я прислоняюсь коленом к его ладони, лежащей на его бедре. Его пальцы один раз нежно проходятся по моему колену. Наши взгляды встречаются, когда я сильнее прижимаюсь этим коленом. Его пальцы скользят выше по моему бедру, под платье, пробегаются по коже под подолом.
Мы играем с огнём. Но чтоб мне провалиться, если меня пугает перспектива обжечься. Я хочу его. А Вигго хочет меня.
«Говори, Таллула! Ты должна говорить!»
— Я не думаю, что нам стоит сейчас делать попкорн.
Вигго сглатывает.
— Нет?
— Нет, — я медленно тянусь к его бедру и отвожу его в сторону, снова давая себе место, чтобы сесть. Я опускаюсь, согнув одно колено, а вторую ногу свесив с дивана, и удерживаю его взгляд. — Думаю, нам нужно поговорить.
Глава 24. Таллула
Плейлист: Bess Atwell — Nobody
— Поговорить, — Вигго моргает так, будто я его ошеломила.
Я нервно улыбаюсь.
— Этим я застала тебя врасплох, да?
— Ну то есть... немножко, — он выпрямляется на диване, тянет руку к моей. Я переплетаю наши пальцы. — Но я готов к разговорам.
— Хорошо, — я прочищаю горло, и мой голос делается натянутым из-за нервов. — Потому что я хочу рассказать тебе о том, что происходит после того звонка с моими родителями, после того, как я на прошлой неделе уезжала и вернулась. Я хочу поговорить с тобой о многих вещах. И я хочу поговорить с тобой, — я показываю между нами, — об этом.
Вигго сглатывает, кивает.
— Окей. Я слушаю. И... я тоже готов поговорить.
Я убираю руку из его ладони и сцепляю свои руки, делая глубокий вдох. А потом я рассказываю ему — больше, чем я когда-либо кому-нибудь рассказывала. О моей семье, моих родителях, моих брате и сестре, о нашей дисфункциональной динамике. Я выдаю ему сжатую версию, разбитую по пунктам — основы моей жизни, начиная с детства и до старших классов, колледжа, разлада с Клинтом, размеренной потери моих друзей.
Закончив, я поднимаю взгляд от своих сцепленных рук, на которые постоянно смотрела.
Вигго смотрит на меня, нахмурив лоб и поджав губы.
— Лулалу, — тихо произносит он.
Я закусываю губу, стараясь не заплакать. А потом я осознаю... я могу плакать. Потому что я чувствую себя глубинно напуганной, но в то же время храброй. Я чувствую себя обнаженной и уязвимой, будто всё это время я была замотана во множество слоёв, которые притупляли ощущения, приглушали свет, звук и запах, а теперь, развернув себя, я оказалась затоплена всем, что чувствую. И этих чувств так много.
Вигго медленно наклоняется ближе, проводит ладонями по моим всё ещё крепко сцепленным ладоням. Удерживает мой взгляд.
— Спасибо.
— За что? — шепчу я сквозь слёзы.
Он вскидывает брови.
— Ты только что доверилась мне, Таллула. Доверила столь много непростого дерьма. Это... безумно храбро, уязвимо и... — он хрипло сглатывает. — Я не воспринимаю это как данность, что ты доверила мне это всё.
Я пожимаю плечами.
— Надо же с чего-то начинать, наверное.
Он мягко смеётся.
— Тогда ты капец какая достигаторша, если ты только начинаешь.
Его большой палец проходится по костяшкам моих пальцев. Его глаза всматриваются в мои.
— Если я сделаю то же самое, это поможет?
— Сделаешь что?
— Доверюсь тебе? Расскажу о моём непростом дерьме?
— Каком непростом дерьме? — я убираю руку, вытираю нос, из которого уже потекло.
Вигго достаёт из кармана носовой платок. Я смеюсь сквозь слёзы. Конечно, у него есть носовой платок. Он наверняка ещё и вышит вручную.
Я присматриваюсь поближе, когда Вигго вручает мне его. И действительно, на ткани вышиты синие цветы на высоких тонких стебельках, а в уголке инициалы ВФБ.
— Ну ты даёшь, — бормочу я, прежде чем высморкаться.
Вигго зажмуривает один глаз, смущаясь. Очаровательно смущаясь.
— Вскоре после ухода из колледжа у меня был период увлечения вышивкой. Подумал, что это очень романтичная идея — иметь платок с инициалами, который я могу дать кому-нибудь, если понадобится, если человек расплачется передо мной.
Я смотрю на него, и это слово звенит в воздухе, пугая меня до посинения.
Романтично.
Вигго смотрит на свои ладони, всё ещё сжимающие мою.
— Так бывает, когда ты капельку эмо, одинок и читаешь слишком много исторических любовных романов.
У меня вырывается смешок. Я вздыхаю, глядя на носовой платок.
— Я думаю, это мило. Могу я оставить его себе? Или... это слишком... интимно?
Взгляд Вигго резко поднимается к моим глазам, его бледные радужки пригвождают меня к месту.
— Потому что... — я прерывисто выдыхаю. — Если бы ты хотел, чтобы это было... романтично, я не могу гарантировать... я не уверена, что будет означать, если я оставлю его себе.
Надеюсь, он слышит, что я говорю, не произнося этого прямым текстом. Как бы я ни понимала, что я должна быть смелее, храбрее, сказать ему прямым текстом «Я хочу попробовать и дать тебе всё, что ты можешь хотеть от меня... если ты чего-то от меня хочешь»... я понятия не имею, что я знаю, что я могу сделать, кем я могу быть с другим человеком. Я никогда не пробовала. Я никогда не думала, что это вообще возможно.
Вигго сжимает мою руку.
— Это может иметь любое значение, какое ты пожелаешь вложить, Таллула. Лишь бы ты знала, что это означает, что я... неравнодушен. Очень сильно неравнодушен.
Он понимает, что я говорю. Я испытываю облегчение. Благодарность. Я хочу иметь возможность сказать больше, но я уже сказала столько непростых вещей, и во мне больше ничего не осталось. Не сегодня. Пока что нет.
— Ты уверен? — тихо спрашиваю я. — Ты не возражаешь, что это будет... неясным? Неопределённым?
Он склоняет голову набок, глядя на меня с серьёзным выражением.
— Таллула, я начал понимать, что жизнь, люди, связи, большая часть всего этого неясная и неопределённая. Я люблю, что любовные романы разбивают всё на линейные, понятные шаги. Но... жизнь устроена не так, люди и отношения устроены не так; твои чувства к кому-либо, исцеление, взросление и готовность идти на риск работает не так.
— Ты думаешь? — в мне искрит слабый проблеск надежды, трепещет так хрупко и деликатно, что может угаснуть в любой момент.
Вигго кивает.
— Я бы хотел, чтобы это так работало. Но жизнь — это блуждание по окольным тропкам, случайное срезание дороги и ответвления, тупики, развороты назад. Это не просто дорога, расстилающаяся перед тобой; я хотел, чтобы так было. И это потому что... я долгое время силился найти свой путь. Найти своё место. Я заводил друзей и терял, пробовал вещи, которые, как мне думалось, заполнят эту ноющую пустоту внутри, заставят меня почувствовать себя лучше. Когда я приближался к провалу в этих вещах, я разворачивался, шёл по новым тропам, находил что-то ещё, в чём я мог быть хорош, что наконец-то помогало мне почувствовать себя так, будто я иду по тому пути, по которому должен, почувствовать себя хорошо, в мире с тем, кто я и куда иду.