Именно в этом и есть преимущество нашего раздельного с Захаром проживания. В том, что у меня есть личное пространство на тот случай, если оно вдруг мне понадобится.
Захар делает дозвон на телефоне, и ворота в доме его родителей разъезжаются, пропуская его спортивную «ауди» внутрь, во двор. Там уже припаркована машина его брата. И младшего, Олега, и старшего Максима. Собираться на ужины у них семейная традиция, особенно когда Максим в городе.
Захар достает с заднего сиденья машины букет роз, который мы купили по дороге. Это для его матери. В доме пахнет едой, его мать сама готовит и давно пытается приобщить меня к этому своему увлечению. Полное отсутствие у меня тяги к кулинарии ее не смущает, а я не стала приобщаться даже из уважения. Даже из уважения я не могу проглотить все содержимое своей тарелки, гоняя по ней обжаренный шампиньон.
У них прекрасная веранда во дворе. Сейчас, когда солнце садится, здесь нежарко, даже свежо, потому что за забором у них лес, и от него веет той самой свежестью.
Отец Захара крупный бизнесмен в городе, и он гораздо моложе моего папы. Мужчины обсуждают дела, поэтому я в разговоре совсем не участвую. Отсутствие ко мне внимания сегодня радует, как никогда в жизни, я вообще предпочла бы остаться дома, но на этот ужин меня пригласили официально, и отказываться было бы грубостью.
— Полина, — голос главы семейства Токаревых заставляет меня поднять голову. — Как дела у твоего отца?
Смотрит на меня через стол с дружелюбным вниманием.
— Он страдает от жары, — отвечаю. — Лето не его время, если бы мог, жил бы в горах, где снег круглый год.
— Да, — замечает мама Захара. — Возраст такая штука. Ему ведь сколько, напомни?
— Пятьдесят пять… — опускаю глаза на свою тарелку.
— Вот поэтому детей лучше заводить пораньше, — рассуждает она. — Чтобы потом с внуками было не так тяжело возиться.
— Наверное… — отвечаю, терзая шампиньон.
— Я рассчитываю хоть от одного из своих детей дождаться внуков.
— Дождешься, — хмыкает Захар.
— Полина, у тебя ведь нет двоюродных?
— Есть, но они далеко. Родители… не местные.
— Да, точно. Отец твой должность здесь получил. Когда это было? Лет пятнадцать назад? — смотрит она на мужа.
— Около того, — кивает он.
— Ну а зато у нас семья огромная. Мы местные. Какие у тебя планы на лето? — интересуется она у меня.
— У меня практика, — напоминаю. — Я работаю.
— Работа в жизни женщины не главное, — говорит она. — Главное — это семья.
— Я думаю, всегда можно найти какой-то компромисс… — замечаю.
— Важно не затягивать, как я и сказала, — итожит она.
— Где ты работаешь? — интересуется отец Захара. — Напомни.
Вообще-то, я не говорила где. Просто не было повода. Бездомные животные и волонтерство здесь никому не интересно, и завладеть всеобщим вниманием за этим столом мне вообще сложно.
— Это волонтерский центр, — объясняю. — Он работает по разным-разным направлениям, но офис у них один. И я там юрист.
— Я найду для тебя нормальную практику, — легко замечает он. — Например, у Филимоновых в конторе юридической. Завтра позвоню.
Подняв лицо, я чувствую, как напрягается мое тело. Я чувствую волнение, как моя храбрость слегка скукоживается, потому что, сказав это, отец Захара не ждет от меня реакции. Не ждет, что я одобрю его идею или нет.
Посмотрев на своего старшего сына Максима, жена которого за весь ужин вообще ни единого слова не произнесла, он спрашивает:
— Ты документы с собой привез? Подпишу после ужина…
— Спасибо, — перебиваю, сжав в ладони вилку. — Но мне не нужна другая практика. Я сама выбрала эту. Мне нравится там работать.
Он переводит на меня слегка удивленные глаза, будто картина заговорила, а его супруга обращается ко мне чуть возмущенно:
— Владимир Александрович хотел тебе как лучше сделать.
— Мне не нужна другая практика, — повторяю, пока щеки под напором ее взгляда краснеют. — Спасибо за предложение, но я останусь там же.