— И что случилось с ней? — спрашивает жена Гордея.
— Она погибла в автоаварии, когда муж вышел на её след. Она убегала от него и, не справившись с управлением, разбилась.
— Какая грустная история, — севшим голосом говорит Наташа.
— Не то слово, — заключаю я. — Извините, но мне надо отойти.
Двигаюсь в сторону туалета. Тонкая шпилька стучит по паркету, но я не слышу её. Моё сердце стучит в миллион раз сильнее. Оно сжимается так сильно, что кажется, будто ему и вовсе нет места в груди. Лишнее, ненужное, брошенное и преданное.
О, моё сердце…
Все силы иссякли, я истощена и вымотана. Меня не заботит ни жених, который остался за спиной, ни люди, которых я до этого не знала. Ни сам Матвей Горский.
Меня волнует только моя тайна, которая спит сейчас дома. Мой сын, о существовании которого не знает никто. Ни мой муж, ни отец ребёнка.
В туалете прикладываю мокрые руки к лицу, хочу остудить жар. Всё напрасно. Ничего не помогает. Руки и ноги дрожат. Я не готова была встретить его. Не то что сегодня. Никогда. А тут дважды пришлось пережить встречу. В первый раз — когда думала, что Гордей — это он. И второй — когда появился настоящий Матвей.
Он начальник Андрея. Какой ужас. Андрей с такой гордостью рассказывал о своём начальнике. Он так его расхваливал. Восхищался. Знал бы он, что этот начальник — отец Артура, говорил бы он с таким восхищением о нём?!
Время, проведённое наедине, не помогло. Прошло пятнадцать минут, пора возвращаться. Если я сейчас не выйду, Андрей что-то заподозрит. Поэтому, взяв всю волю в кулак, выхожу из туалета. И сразу же сталкиваюсь с Горским.
Что это Матвей, даже на секунду не сомневаюсь. Они с братом хоть и близнецы, но различить их можно. Вот, например, у Матвея есть родинка на щеке и шрам возле брови. Этот шрам он получил в аварии, когда в нас врезалась машина. Голос и запах у них тоже разные. Вкус, думаю, тоже. Но последнее уже не моё дело. Давно не моё.
— Нам надо поговорить, — сразу же напором двигает на меня Матвей.
— Не о чем нам с вами разговаривать, Матвей Владимирович, — делаю акцент на статус, который нас разделяет.
— Очень даже есть о чём. Он знает? — сразу понимаю, о ком и о чём он говорит, но включаю дуру.
— Кто? О чём? Не понимаю вас. И вам не кажется, что для малознакомых людей вы слишком много задаёте мне вопросов?
Матвей заталкивает меня назад в туалет. Подпирает к стене и нагло задирает платье.
— Ты что делаешь? С ума сошёл? Руки убери.
— Смотри, как быстро с «вы» перешла на «ты».
Он замирает, смотрит всего несколько секунд, а потом резко отступает на два шага назад. Я опускаю платье и смотрю на него в упор. От его касаний лишь сильнее трясти начало. Это страшный сон. Мой кошмар. Я хочу проснуться. Но как ни щипаю себя, ничего не происходит.
— Думал, с ума сошёл. Думал, приснилось всё это. Думал — не ты, — шепчет, задыхаясь. Сначала поправляет галстук, а потом и вовсе его стаскивает.
— Не я, — на выдохе говорю. Задыхаюсь ведь на самом деле. Умираю в очередной раз. Даже если я кошка, мои жизни уже на грани.
— Вероятность того, что в мире есть человек, настолько похожий на тебя, мизерная. Но она есть. Говорят, у каждого человека есть двойник. Но твоё тату… — он делает паузу. — Наше тату. Оно могло быть только у тебя.
Вот, значит, что он смотрел. Моё клеймо. Метка, которая первые месяцы сводила с ума. Метка, которую расшифровал Рустам и за которую избил меня. Я чуть не лишилась ребёнка из-за этой метки.
— Совпадение, — говорю я и направляюсь в сторону двери. Сил вести с ним диалог не осталось совсем. Я опустошена.
— Мирослава… — ловит он меня за руку и разворачивает к себе лицом.
— Я Мия, не путай, Матвей… Владимирович. Мирослава погибла, вы забыли?! А теперь, извините, меня ждёт жених.
Вырываю у него свою руку и ухожу, даже не обернувшись на его слова.
— Мира, стой! Пожалуйста.
Господи, дай силы. Потому что внутри такой ураган происходит. Внутри такое пламя горит, что выжигает всё. Спустя столько лет я снова чувствую ту же боль, что пережила. Ту обиду. То предательство, которое Горский сотворил со мной. Я столько пережила боли. И всё из-за него.