Служанка, спрятавшаяся под столом, издала первую ноту громогласной истерики. Тил отпустил Святого, вытащил служанку из-под стола и стал трясти ее, чтобы привести в чувство. За последние несколько секунд произошло больше событий, чем он мог переварить, и поэтому он вел себя не вполне деликатно.
— Все в порядке, мисс, — прорычал он. — Я из Скотленд-Ярда. Сядьте и успокойтесь, пожалуйста.
Он повернулся обратно к Саймону:
— Что все это значит?
— Револьвер, Клод. Игрушка Энстоуна.
Святой снова нацелил на себя револьвер. В его улыбке не было ни тени безумия, и Тил, чувствуя, что сам сходит с ума, не стал его останавливать. Саймон приложил револьвер к глазу и нажал на курок — нажал и отпустил, снова нажал и снова отпустил и так и продолжал эти ритмичные движения. Внутри револьвера что-то тихо засвистело, словно невидимые колесики вертелись под воздействием рычажка. Затем он направил револьвер прямо в лицо Тилу и стал делать то же самое.
Тил замер, глядя в дуло, и увидел, как черное отверстие засветилось. Перед ним мерцал кинофильм, изображавший мальчика, который стреляет в грабителя в маске. Картинка была маленькая, а сюжет несерьезный, но сделано все было великолепно. Это продолжалось секунд десять, а потом дуло снова погасло.
— Подарок маленькому сыну Энстоуна от Костелло, — тихо объяснил Святой. — Разумеется, он сам его спроектировал и сделал: он всегда был мастером на такие штуки. Вы видели электрические фонарики, которые работают без батареек? Надо только нажимать на рычажок, и запускается маленькая динамо-машина. Вот Костелло и сделал миниатюрную динамо-машину и вставил ее в пустой корпус револьвера. А потом он приделал к ней крошечную киноленту. Это была отличная новая игрушка, Клод, и он явно гордился ею. Они принесли ее к Энстоуну, а когда он отказался от сделки и им больше ничего не оставалось, то они дали ему поиграть с этой штукой, чтобы раззадорить его, а он к тому моменту был как раз в нужном состоянии. Потом они забрали ее у него и положили обратно в коробку. А в другой коробке у них был наготове настоящий револьвер, чтобы совершить подмену.
Главный инспектор Тил стоял, окаменев. Он даже перестал жевать свою мятную жвачку. Затем он сказал:
— А как они могли знать, что он не застрелит собственного сына?
— Это все Хэммел. Он понимал, что Энстоун не сможет устоять перед этой игрушкой: а чтобы трюк сработал наверняка, он перед самым уходом еще напомнил Энстоуну о револьвере. Он был настоящим психологом — думаю, мы уже можем говорить о нем в прошедшем времени.
Саймон Темплар снова улыбнулся и вытащил сигарету из кармана.
— Впрочем, непонятно, зачем я вам все это рассказываю, если вы и так могли узнать это от осведомителя, — пробормотал он. — Преклонный возраст сделал меня слишком добросердечным, Клод. В самом деле, раз вы настолько превзошли Шерлока Холмса…
Мистер Тил потупился, покраснел и взялся за телефонную трубку.
Уилл Скотт
Перевод и вступление Анны Рудычевой
УИЛЬЯММэттью Скотт примечателен необычайной литературной плодовитостью. Это рекордсмен своего времени и своей страны по количеству написанного: наследие автора составляют около 2000 произведений, включая пьесы, короткие рассказы и целую серию книжек для детей.
Уилл Скотт — таким именем подписаны все его произведения — родился в Йоркшире. Судя по данным переписи 1911 года, он провел юность в городе Лидсе, но позже переехал жить в Херн Бэй, графство Кент. В Лондоне он работал карикатуристом, сотрудничая с самыми известными журналами того времени, включая «Стрэнд» и «Перформер».
Перебравшись в Кент с семьей, Скотт начал писать рассказ за рассказом, но главной его любовью все равно оставался театр. Несколько его пьес комедийного и детективного характера были весьма популярны на сцене и впоследствии экранизированы: «Хромой», «Крадущиеся тени», «Лондон в ночи», «Все дети». Сквозными персонажами детективов Скотта были бродяга Гиглампс и сыщик по фамилии Дишер, фигурирующий в пьесах и фильмах.
САМУЮбольшую славу ему принесли детские книги, которые он стал писать для своих внуков. Многие сравнивают их с книгами знаменитой Энид Блайтон (и даже иллюстратор у них был общий — Лилиан Бьюканан), отмечая лишь одно существенное отличие: что в книгах Скотта взрослым вход в детскую жизнь не воспрещен и они с равным восторгом принимают участие во всех приключениях. В нашем детективном контексте стоит также отметить, что в сериях про семью Черри фигурирует персонаж по имени мистер Ватсон. Это ручная обезьянка.
Детективные рассказы Уилла Скотта парадоксальны и неожиданны, а его герои всегда щедро наделены воображением.
©А. Рудычева, перевод на русский язык и вступление, 2011
УИЛЛ СКОТТ
Голубая улика
Эдгар Коппел удалился от мирской суеты на целых две недели. Его уже тошнило от этого угнетающего однообразия.
Единственное, что менялось в жизни Эдгара Коппела, — это цифры большого круглого календаря на стене кабинета: 4, 5, 6… Да и те не переваливали за 31, а начинались снова с единицы, так что порой хотелось схватить гроссбух и врезать по нему как следует. Чего, конечно же, делать было нельзя. Календарь принадлежал компании. Как и гроссбух. Как и сам Эдгар Коппел.
— Мистер Геплуайт на месте?
— Как ваше имя?
— Браун.
— Подожите минуточку, я спрошу, примет ли вас мистер Геплуайт.
Выйти через стеклянную дверь. Зайти назад через стеклянную дверь.
— Проходите, пожалуйста, мистер Геплуайт ждет вас.
И так уже долгие годы. Предлагать всяким Браунам присесть. Притворяться, что мистер Геплуайт занят и не может их принять. Выходить через стеклянную дверь. Заходить обратно. Просить Браунов пройти туда-то. Долгие годы…
Никакой жизни. Но таким был и мир вокруг. Эдгар Коппел не желал менять ничтожность своей жизни ни на какую другую ничтожность. Все вокруг было отвратительно. То, о чем писали в газетах, тоже было отвратительно. И это они называют Жизнью с большой буквы. На работе он чувствовал себя как в клетке. Но кто в здравом уме согласился бы променять свою клетку на ту свободу, что описывают в газетах?
«Тысячи людей спят под открытым небом на пляжах Саутэнда». «Убийство в Хорнси. Найден молоток». «Ее ноги застрахованы на двадцать тысяч». «В Париже возобновились переговоры». «Убийство в Уайтхевене. Номер автомобиля известен». «Переговоры в Женеве прерваны». «Убийство в Хите». «Переговоры в Берлине». «Убийство в плавучем доме». «Тысячи людей спят под открытым небом на побережье Маргита».
Эдгар Коппел обычно говорил, что в январе с легкостью можно предсказать, что будет в декабрьских газетах.
Он не знал, что с этим поделать. Не знал, куда податься. Но он знал, куда поедет на две недели в сентябре: куда-нибудь в Маргит, Богнор или Кромер. Какая разница. Повсюду одно и то же: причал, разноцветные фонари и съемные комнаты, где к концу первой недели радушие хозяев заметно ослабевает.
Слушать старые шутки на новом представлении. Таскать за собой постылый зонтик на случай дождя. Посылать дюжины открыток, которые пишешь на коленке, прислонившись спиной к скользкому волнорезу и пачкая твидовый пиджак, — открыток людям, которых ты и рад бы обидеть, но которые обидятся, если не прислать им открытку.
И — снова газеты. Их приходится покупать, гуляя по набережной, потому что больше делать там нечего. Покупать их, садиться в шезлонг (за два пенса) и читать, проклиная каждую букву. «Министр иностранных дел устроил скандал, отправляясь на переговоры в Монте-Карло». «Убийство в лесу. Найден автобусный билет».