– Шампанское! Я вижу, у нас сегодня праздник.
Изо всех сил сдерживая дрожь в руках, она достала из ведерка бутылку и налила в оба бокала золотистой пузырящейся жидкости. Он обошел столик, взял один и сделал осторожный глоток.
– Восхитительно, но все же идея плохая. Мне кажется, нам не стоит притуплять ощущения. – Он поставил бокал обратно и заглянул ей в глаза. – Ты взяла инициативу на себя. Это значит, что сегодня главной будешь ты?
Она встала, подошла к нему ближе и одним пальцем погладила его по щеке. Ее высокие тонкие каблуки утопали в густом ворсе ковра. Она точно знала, чего именно он хочет.
– Да. Надеюсь, ты к этому готов.
Ответ был известен ей заранее. Достаточно было всего лишь держаться уверенно – тогда он наверняка подчинится.
– Раздевайся. Сними с себя все и ложись на кровать. И подожди, пока я подготовлюсь.
Он прищурился, но она видела, что на самом деле он доволен.
– И что ты собираешься со мной делать?
Его тон был делано-равнодушным, но он уже не чувствовал себя хозяином положения, как пару минут назад.
– Пока я буду только смотреть.
Она заставила себя встретиться с ним взглядом. Его глаза блестели от возбуждения, хотя лицо все еще оставалось бесстрастным. Это выражение было хорошо ей знакомо, и она знала, какая опасность в нем таилась, но все же сумела подавить свой страх.
Он прошел в другой конец спальни и стал медленно раздеваться. При этом он не сводил с нее взгляда. Снимая с себя ту или иную вещь, он аккуратно складывал ее и вешал на стул.
– Что теперь?
Он был полностью обнажен. Как всегда, ощущение неизвестности и непредсказуемости вызвало у него мгновенную эрекцию, и ей отчаянно захотелось закрыть глаза.
– Ложись на кровать, я же сказала, – бросила она. Ее голос окреп; она понемногу обретала уверенность в себе.
Он подошел к возвышавшейся посередине комнаты огромной кровати с пологом, который поддерживали четыре столбика. По его движениям было заметно, что он гордится своим почти идеальным телом. Эта крепкая, покрытая легким загаром спина, мускулистые ягодицы и стройные бедра и в самом деле могли бы принадлежать мужчине вдвое моложе. Он растянулся на постели и ослепительно улыбнулся:
– Я готов.
Его голос был чуть глухим от еле сдерживаемого желания, и она внутренне содрогнулась от отвращения.
– Посмотри, что я для тебя приготовила. – Она надеялась, что ее ответная улыбка вышла достаточно убедительной. Из своей сумки она вытащила пять одинаковых шелковых темно-красных шарфов. – Твой любимый цвет.
Он облизнул губы. Его лицо неуловимо изменилось; теперь это была маска неистовой, почти животной похоти – набухшие губы, расширенные от вожделения зрачки.
Она тоже подошла к кровати, быстро и ловко привязала к столбикам сначала одну его руку, потом другую, потом обе ноги. Затем она взяла пятый шарф, секунду поколебалась и склонилась над его лицом.
– Сегодня это будет что-то особенное. Я не хочу, чтобы ты что-то видел – до самой последней минуты.
Он улыбнулся, полностью уверенный в том, что ее единственным намерением и желанием было доставить ему удовольствие.
Не говоря больше ни слова, она туго завязала ему глаза и двинулась к двери. Он находился уже в крайней степени возбуждения.
– Что дальше?
От страсти его голос исказился так сильно, что стал почти неузнаваемым. Она посмотрела на распростертое на кровати тело и с трудом заставила себя ответить.
– Теперь жди. Обещаю, ты получишь гораздо больше, чем ожидаешь.
Она проскользнула в роскошную ванную, примыкавшую к главной спальне, закрыла за собой дверь, быстро вылезла из одежды и натянула свой костюм. Длинные черные перчатки все это время оставались на ней. Приготовления заняли не больше трех минут, и она снова вернулась в спальню.
Ожидание только усилило его возбуждение, если только это было вообще возможно. Но кажется, он все же что-то заподозрил – ткань шуршала совсем не так, как он ожидал, и к тому же он расслышал два едва различимых звука, когда она осторожно, один за другим, выложила на прикроватный столик два предмета. Позвякивание и легкий стук.
– Что на тебе надето? – настороженно спросил он. – Я думал, это будет что-то шелковое.
Она протянула руку к повязке, закрывающей его глаза, быстро сдвинула ее вниз и крепко завязала ему рот.
Он несколько раз моргнул, пытаясь сфокусировать взгляд. Похоть овладела им настолько, что он соображал с трудом и поэтому не сразу понял, что видит перед собой. В его глазах отразился ужас; он попытался вскрикнуть, но шарф был завязан надежно.
Сквозь маску, которая была у нее на лице, было видно только глаза, и сложное выражение, которое застыло в них, не поддавалось никакому описанию. Только те люди, что знали ее очень хорошо, могли бы определить главное – непреклонную, непоколебимую решимость.