— Я не певец, — произносит на удивление спокойно. — Если напрягает, перестану. Задумался.
— О чем? — вырывается машинально. — Ой, извини, что лезу не в свое…
— О тебе, — перебивает, не давая мне закончить. У меня от ответа челюсть падает, так что приходится отвернуться, чтобы не выдать смятение. Ну вот к чему такая прямолинейность? Я вчера ему, кажется, много намеков дала. А сегодня приходится расхлебывать. — Милая такая была, когда в моей постели спала, — и снова говорит это так, будто произошедшее — само собой разумеющееся. Хотя это совершенно не так! Все с точностью до наоборот.
— Тимур… — не знаю, что ему сказать. Я ведь сама виновата. Не смогла нормально до квартиры доехать, испугалась Лёши. А теперь вот смотрю на своего спасителя и не понимаю, как с ним поступить. Его желание очевидно, да и молодой он очень, там точно все мысли об одном. А у меня сотня сомнений и десяток причин отказать, главная из которой: я все еще замужем. На развод, конечно, подала, но ввязываться в авантюру… Но слова подбирать не приходится. В сумочке трезвонит телефон. Боже! Я что, не выключила его? Достаю в спешке. Мама. Проигнорировать не получится, иначе она поисковый отряд отправит или, что еще хуже, сама приедет ко мне в квартиру. — Алло. Привет, мам, — она облегченно вздыхает и принимается меня отчитывать. Да, неблагодарная дочь, да, не позвонила и заставила родную мать переживать. Я киваю, мычу в трубку что-то невнятное. Слышу, как посмеивается с меня Тимур. Ну вот, даже здесь нормально не смогла из ситуации выйти. — Ма, я вчера не позвонила, уснула. Прости, пожалуйста. Со мной все в порядке. Я позже перезвоню, ладно? — нужно срочно заканчивать, потому что Тим почти в голос ржет. У меня тоже улыбка от уха до уха растягивается. Как тут оставаться взрослой и серьезной, когда в двадцать семь лет мама звонит, чтобы почитать нотации. — Да, правда все хорошо. Наберу потом. Нет, сегодня не приеду, буду дома отдыхать. Пока, целую, — отключаюсь максимально быстро и закрываю глаза. Затылком в подголовник упираюсь. Отвратительная ситуация.
— И часто тебя так?
— Нет, просто обстоятельства так сложились, — замолкаю. Не рассказывать же таксисту о развалившемся браке. — В общем, неважно, — телефон снова трезвонит, и я отвечаю не глядя, потому что кроме мамы мне никто и звонить не может. Лёша в блоке, Катя не позвонит, она еще спит, всегда любила дрыхнуть все выходные. Хотя, может, это я так думала, а на самом деле она с моим почти бывшим мужем была все время. — Да.
— Наконец-то, Кариш, — родной голос без ножа режет. Лезвием по перепонкам проходится и в сердце острием входит. Мне словно удавку на шею набрасывают и затягивают с каждой секундой туже. — Я волновался. Мы можем поговорить?
Поговорить? Возмутительная наглость. Даже слов не нахожу приличных, чтобы ответить. В горле ком собирается, а на глаза слезы наворачиваются, так что приходится моргать чаще, чтобы не разрыдаться в машине. Тимур тоже удивительно затихает. Музыку выключает, понимая, что у меня важный разговор. Мы сворачиваем во двор. Я жестами показываю, как проехать в паркинг. Мое место свободно, я пальцем вывожу на панели цифры, а у самой пульс шкалит.
По-хорошему мы должны с Лёшей сесть за стол переговоров, чтобы просто разобраться, понять, в какой момент все пошло не так. Разойтись на нейтральной ноте. Но я не могу. Стоит о нем подумать, как память подбрасывает их поцелуй с Катей, и это зрелище меня уничтожает. Спрятаться хочется так далеко, чтобы не достали больше никогда. Но я знаю, что сейчас от меня не будет толку: я так и продолжу кричать на Лёшу, называть его последним мудаком и указывать на дверь. А еще чем-нибудь швыряться в его сторону. Потому что я не знаю других способов выпроводить человека из квартиры. Можно, конечно, встретиться на нейтральной территории, но там разговора по душам не выйдет. Мы опять поскандалим, только будем громко шептать и перебрасываться завуалированными шпильками, проверяя, чья больнее уколет.