статуя.
— Гинеколог посоветовал Кьяре не вставать с постели в течение трёх дней, иначе
может произойти выкидыш. Знаешь, что я подумал? Бля, какой смысл оставаться в постели?
Не лучше ли бегать, садиться на карусель, прыгать до потери дыхания?
Он поднял голову и внимательно посмотрел на неё; губы сжаты в жёсткую линию, овал лица стал более чётким из-за стиснутых зубов.
— Через неделю врач сообщил нам результаты. Мы с Кьярой долго обсуждали, что
будем делать в случае положительного ответа. Мы согласились… ну, ты поняла.
Он бросил ещё один мимолётный взгляд, прежде чем снова уставиться в пол. Грейс
хотелось утешить его, позволить положить голову ей на грудь и убаюкать, пока не исчезнут
угрызения совести. «Но для этого потребовалась бы волшебная палочка, которой у неё нет»,
— с горечью подумала она.
— Оказалось, у моего сына синдром Эдвардса. Я избавлю тебя от подробностей. К
пороку добавилась мистификация: врач сказал, что болезнь очень редкая, и поражает в
основном женские организмы, но, как говорится, если удача слепа, то несчастье видит очень
хорошо.
Грейс облизала пересохшие губы, Николас снова встал и подошёл к окну.
Повернувшись к ней спиной, он положил руку на открытую ставню и продолжил
рассказывать.
— Кьяра плакала, плакала так много, что у неё сильно опухло лицо. Я молчаливо
сидел рядом с ней на кровати в её спальне. Мы просидели в обнимку несколько часов.
Прерывание беременности было назначено на следующую неделю. Кьяра хотела пойти одна, и я согласился. Не из трусости, а потому что знал, — в одиночестве она чувствует себя
сильнее.
Николас прислонился плечом к окну, поднял лицо к небу. Снаружи послышался гудок
автомобиля, ночной мотылёк разбился о люстру.
— Она не сделала аборт, отказалась в последний момент. Знаешь, как делают
виллоцентез?
Он обернулся, чтобы посмотреть на Грейс, и она кивнула. Николас вернул взгляд в
ночь и продолжил.
— В амниотический мешок втыкают иглу. Кьяра была уверена, что видела, как
ребёнок увернулся, во время взятия образца. Она сказала, что не может его убить, это похоже
на убийство. — Голос Николаса затих.
Грейс казалось, что она задыхается от боли. Едва закрыла глаза, как по лицу
покатились крупные слёзы.
— Мы ругались. Синдром Эдвардса не даёт большой продолжительности жизни. Была
очень высокая вероятность того, что ребёнок умрёт ещё до рождения. Самое большее — он
дожил бы до года, и только представь как. Но Кьяра была непреклонна.
Николас подошёл к Грейс. Ей не хотелось показывать, как она сожалеет. Он
нахмурился при виде слёз, и Грейс слабо улыбнулась, надеясь успокоить его.
— Продолжай…
Он сел рядом с ней, упёрся локтями в колени, устало уронив руки между ног.
— Кьяра записалась на очередное УЗИ, на этот раз для проверки роста внутренних
органов. Я всё время думал, какого чёрта всё это нужно? И повторял ей, пока не садились
связки. Господи, это было бы сложно и с… нормальным ребёнком. Но, какая разница, мы
стали бы не первыми молодыми родителями, моя мама предложила нам помощь, пока мы
продолжим учиться. Но ребёнок с такими осложнениями — это уже совсем другая история. И
хочешь знать, что меня пугало больше всего? Статистика.
Грейс растерянно смотрела на него.
— Был жалкий, глупый один процент шансов, что ребёнок доживёт до десяти лет.
Сын, который… неважно.
Грейс нашла в себе силы пошевелиться и пересела ближе. Она положила руку ему на
затылок и стала нежно массировать.
— Остановись здесь… — предложила ему тихим тоном.
Он поджал губы.
— Какой смысл прерываться на этом моменте?
Он поднял руку, взял руку Грейс и отстранил от своей шеи. Они переплели пальцы, положив ладони на колено Николаса.
— Я не поехал с ней на УЗИ. В тот момент мы почти не разговаривали друг с другом.
Кьяру сопровождала её мать. По дороге в их машину врезался пикап, потеряв управление.
Кьяра сломала запястье, её мать отделалась лёгкой травмой головы. Ни одна из них не была
пристёгнута ремнём безопасности. От удара Кьяра врезалась в приборную панель. Она
потеряла ребёнка, не знаю, от удара, или от испуга, или оттого, что так должно было
случиться…
— Боже мой… — Грейс сжала его руку. Остальное она могла себе представить.
— Я испытал облегчение. Понимаешь? Я был счастлив. Бля, я был счастлив, что так
случилось, что судьба сняла с меня это бремя. Кьяра же была опустошена и обвинила меня в
том, что я убил ребёнка, потому что молился, чтобы это случилось. И знаешь? Она была
права. Я надеялся, что она потеряет ребёнка, что бог, судьба завершат то, на что у неё не
хватило смелости.
Грейс встала, больше не сопротивляясь желанию утешить его. Она села к Николасу на
колени, обняла его за шею, заставляя положить голову себе на грудь. Она обнимала его, как
мать, любовница, друг, а он крепко, до боли сжал её. Раскачиваясь вперёд-назад, она
сопровождала каждое покачивание поцелуем в волосы. Как она могла успокоить боль, которая была суммой страданий, горечи и сожаления?
— Если тебе интересно, что случилось с Кьярой: после диплома она уехала из Рима,
— пробормотал он ей в грудь.
— Мне очень жаль.
Она говорила искренне. Грейс была опечалена тем, как жизнь обернулась против двух
молодых людей.
— С тех пор ты ничего о ней не слышал?
Николас отстранился и отвёл волосы от лица.
— Да, спустя годы Кьяра позвонила мне. Она была в Риме со своим парнем, но хотела
увидеть меня. Она назначила мне встречу на вилле Боргезе, в том самом месте, где мы
обычно встречались по субботам. Она пришла одна. Она была такой… другой. Красивая, как
всегда, возможно, даже ещё больше. Кьяра стала взрослее и смотрела на меня умиротворённо.
В Грейс зашевелилась ревность, едкое ощущение, кислота, разъедающая надежду.
Николас открыл своё сердце только для того, чтобы показать, — он никогда не будет
принадлежать ей. Она повторяла себе, что не может соперничать с воспоминаниями о
женщине, чьи корни погрузились в него слишком глубоко, чтобы подумать об их
выкорчёвывании.
— Она извинилась. Кьяра извинилась за то, как напала на меня, за свои обвинения.
«Ты ни в чём не виноват, так должно было случиться», — сказала она. Она смогла жить
дальше, и мне тоже пришлось это сделать.
Он поднял лицо, позволяя Грейс погладить его по щеке. Да, он пошёл дальше, но по-своему.
— Я чудовище, Грейс. Какой мужчина может надеяться на смерть собственного
ребёнка?
Грейс тяжело сглотнула, подыскивая нужные слова для ответа (именно она —
писательница). В этот момент её разум погрузился в пустоту, напоминавшую печальный
чистый лист бумаги.
— Не говори ерунды, ты не надеялся на смерть ребёнка. Ты был молод и напуган. С
тобой… с вами случилось нечто большее, чем вы сами. — Грейс не торопилась, копаясь в
себе в поисках нужных аргументов. — Это случилось. Кьяра могла пристегнуться ремнём
безопасности и не потерять ребёнка. А может, всё могло произойти по-другому, и ты всё
равно почувствовал бы себя виноватым. — Грейс вздохнула, заметив его недоумённый взгляд.
— Николас, беременности прерываются каждый день, это природа, судьба. А что касается
того, что ты не хотел, чтобы он родился, то, на мой взгляд, эта смерть была актом милосердия
судьбы по отношению к существу, которое должно было невообразимо страдать, но мы
растём с убеждением, что жизнь нужно сохранять любой ценой.
Он притянул Грейс к себе и уткнулся лицом в ложбинку на её плече.
— Я боялся… После того, что ты рассказала о своём отце, о том, как он отверг ребёнка
няни… — голос доносился до неё слабо, слова умирали при соприкосновении с кожей.
Однако она уловила суть речи и страх быть осуждённым.
— Это две совершенно разные ситуации, ты не можешь сравнивать себя с моим отцом.
Она поцеловала его в макушку. Грейс заставила себя выглядеть решительной, пытаясь
скрыть уверенность в том, что Николас никогда не станет её. Несмотря на течение времени, он останется привязанным к красивой, весёлой девушке, которую встретил в магазине, девушке, с которой он мечтал создать семью. И всё же она должна была услышать это из его
уст.
— После Кьяры ты в кого-нибудь влюблялся?
Николас потёрся лицом о её грудь, как щенок, ищущий утешения.
— Нет. После неё у меня были только сексуальные связи. Я искал только один тип
женщин. Женщины, которые не хотели серьёзных отношений и не предъявляли требований.
Точно так же, как она. Нож погрузился по рукоятку, кровь вязко капала на кожу.
— Сначала потому, что я… боялся завести семью, потом такая жизнь вошла в
привычку, и я не стремился к изменениям.
Николас замолчал. И Грейс окутало странное спокойствие. «Это безропотное
подчинение своей участи», — сказала она себе. Печаль по-прежнему впивалась в неё своим
крючковатым пальцем и причиняла адскую боль, но Грейс умудрялась не кривить рот, не
плакать, не падать на колени и не просить его любить её, попытаться дать ей шанс.
Николас поднял лицо, ища её взгляд. Он безмолвно умолял, но она не знала, что
ответить.
— Люби меня, Грейс, — попросил он, и она исполнила.
Она встала, чтобы оседлать его. Нежно целовала зазубренные края его так и не
зашитых ран, глотала слёзы, которые он не показывал ей, ласкала очертания его тела, чтобы
запечатлеть в своём сознании. Потому как эта ночь последняя, что видит их вместе. Грейс не
сдавалась, она лишь смирилась с реальностью: Николас принадлежал самому себе.
Они занимались любовью долго и медленно, погружаясь в сон из стонов и вздохов.
Слова, которые она хотела бы сказать ему, задерживались на губах, и Грейс проглатывала их, держала в себе, запирала в сердце, где они увянут, как цветок, лишённый воды, так же как она
завянет без Николаса.
Николас заснул в её объятиях, бормоча сбивчивые слова. Ей казалось, что она уловила
то, что жаждала услышать уже несколько недель, но это была лишь иллюзия надежды; в
лучшем случае — я люблю тебя, — произнесённые шёпотом ей в губы, было порождено
оргазмом, который опустошил его до такой степени, что вскоре после Николас отключился.
Грейс боролась со сном, чтобы не потерять ни минуты из времени, что осталось у неё
с Николасом. Она отчаянно хотела быть любимой им, но бремя, которое он нёс, было
слишком велико, чтобы разделить его или даже отказаться. Его тёплое, глубокое дыхание
коснулось кожи её шеи. Первый сильный всхлип разорвал ледяную поверхность, при помощи
которой она сдерживала боль, и в тишине их последней ночи слёзы полились свободно. Грейс
прикусила губу, чтобы не шуметь, и отодвинулась, не желая потревожить его сон.
Повернувшись на бок, она изучала в тени размытый профиль. Он почти растворился в полном
беззвучных слёз взгляде, как в туманном сне глупой женщины, жаждущей любви.
Глава 19
Самолёт вылетал из Фьюмичино в семь.
Измученная ночными размышлениями о будущем, Грейс открыла глаза под звуки
будильника, который был заведён ни свет ни заря, по крайней мере, по её меркам. Николас
стал нащупывать кнопку, чтобы блокировать назойливую трель, и сонным голосом
пробормотал несколько ругательств.
Когда ему это удалось, он повернулся к Грейс и притянул к себе.
Именно так Грейс хотела просыпаться каждый день: с его запахом на коже, с лицом, спрятанным у него на груди, с объятием его сильных рук.
Она подняла одну ногу и закинула ему на бедро, потерев стопой его лодыжку и
твёрдую икру.
— Мне не хочется уезжать… — он поцеловал её волосы, и Грейс ответила ему
взаимностью, проведя губами по его тёплой груди.
— Уверена, когда ты попробуешь великолепное ризотто по-милански в кафе
«Армани», ты больше не будешь так думать.
Николас негромко рассмеялся, и в его груди загрохотало эхо. Грейс никогда не
слышала более сладостного звука, он шевелился внутри неё, вызывая тоску, которая
забиралась ей в глаза, заставляя их гореть.
Он приподнял её лицо, подставив палец под подбородок, наклонился для поцелуя в
губы, а затем оторвался и рывком поднялся. Обнажённый, великолепный и определённо