— Ну и что...
— Потом этот человек поцеловал у Зурико колено.
Бахва пока не оттаял, но...
— Как же так Зурико ему позволил...
— Это получилось как-то невзначай.
— Все равно хрястну надвое. Он ведь не сбежал?
— Нет, я здесь, уважаемый Бахва.
— Пришел, пришел!! — закричал вдруг Андрадэ.
— Кто там еще пришел? — вяло поинтересовался занятый своими мыслями Бахва.
— Тополкароев пришел!
— Салют, кореш, не падай духом!— бодренько прокричал снизу в лифтовую клеть какой-то новый голос.
— Я тебе покажу по зубам такого кореша... Где ты шляешься столько времени?!
Тополкароев, видать, был наслышан про Бахву, и поэтому смиренно ответил:
— В сорок пятом номере тоже кто-то застрял, начальник.
«Все равно я тебе покажу», — подумал Бахва, но на сей раз сравнительно без сердца — сердце у него было в другом месте: он никак не мог отделаться от виденья той великой женщины, что взращивала деревья, цветы, траву.
Лифт очень медленно тронулся, всполз на какой-то этаж, и дверцы отперлись.
Обреченный на слом Аддис-Абеба с потерянным видом жался подле стены. И с каким жалким лицом... ох...
— Развяжи меня, Андрадэ...
Аддис-Абеба икал. То ли от страха, то ли от чего-то еще; но только он беспрерывно икал, и ему было очень за себя неловко.
Андрадэ возился с первой веревкой, охватывавшей колени Бахвы; наконец он ее развязал; потом снял с Бахвы плащ, перекинул его через перила и уж после этого принялся копошиться за спиной Бахвы с веревкой, опутавшей локти...
— И ты меня подожди; у меня к тебе небольшое дело, — бросил Бахва Тополкароеву.
Тот был в полосатой тельняшке и в шляпе.
— Чем я виноват, дорогой, я был у другого застрявшего, меня вызвали...
Но Бахва его не слушал. Он всматривался в другого человека — в того, что в смущении дожидался очередного ика. И лицо, и пиджак, и брюки, и сорочка — все у него было до крайности ветхое, заношенное, а с шеи свисал какой-то до слез жалкий старозаветный галстук дурацкой расцветки; каким-то образом этот человек представал сиротой той великой женщины.
«Хоть бы сколько-нибудь по-человечески был одет, проклятый», — подумал Бахва и спросил хмуро:
— Почему тебя все-таки дразнят Аддис-Абебой?
— Не знаю, — ответил тот и икнул.
— Чего же ты злишься тогда?!
И человек сказал, повесив голову:
— Ни отдыху, ни сроку не дают, вот в чем беда, дорогой. «И тебе непременно надо было стукнуть моего ни в чем не повинного сына палкой по голове? — заново вскипел в душе Бахва, но Андрадэ все еще никак не удавалось расправиться с узлом.
«Напрасно воображаешь, что это целование колена тебе поможет; все равно хрястну на две половины», — подумал Бахва и вдруг с ужасом почувствовал, что где-то, в самом уголке, сердце его уже оттаяло. И все-таки не переставал горячиться:
— И что ж, у тебя нет никого, чтоб за тебя постоять?
— Здесь никого, уважаемый Бахва, — и опять — «ик!» — жена в прошлом году скончалась, а дочь вышла замуж в Навардзети.
Бахва снова оглядел этого человека — в сердце его уже что-то назревало.
— Ну и не может приехать ненадолго этот твой зять и задать детям жару? Что ж он за человек...
— Он у нас рабочим в шахте, в Чиатура, это поблизости от Навардзети. У него и без меня забот хватает. К тому же стыдно, как я ему скажу!
— А... дочь?
— Дочь в библиотеке... Они и огородец маленький завели...
Теперь Андрадэ уже держал в руках и вторую упраздненную веревку.
Человек стоял в оцепенении, низко потупив голову. И вдруг опять так сильно икнул, что аж подскочил на месте. Потом посмотрел вбок и сказал:
— Делайте со мной, что хотите, уважаемый, я виноват... Ожесточила меня, видать, жизнь, — и впервые посмотрел Бахве в глаза...
— Только бы сначала водички напиться...
И вот тут-то ёкнуло сердце у Бахвы. Он осмотрелся. Тополкароев стоял все там же, неловко потирая вымазанные в мазуте руки.
— Пошли-ка ненадолго ко мне, — сказал Бахва и, только-только приметив полосатую тельняшку мастера по лифтам, добавил:
— И ты с нами, контр-адмирал.
Все четверо вошли в прекрасную полуторакомнатную, с лоджией, квартиру Бахвы. Жена со страхом оглядела Бахву, с освобожденными от пут руками-ногами; обреченного на слом Аддис-Абебу; выпачканного в мазуте Тополкароева и только перевела взгляд на Андрадэ в ковбойке без воротника, как Бахва сказала ей, своей восстановленной в правах половине:
— Нуу уставились так уставились, накрывай-ка лучше, Тамара, на стол.