Хо-хо, как браво мы шагали! «Ты свой факел забыл, Титико!» — крикнул ему Ефрем. «Да ну его ко всем чертям, он мне больше никогда не понадобится...»
Пармен раз-другой хитро огляделся по сторонам, усмехнулся каким-то своим каверзным мыслям, а затем повернул голову к понуро тащившемуся в хвосте Бучуте:
— Вы ведь как будто говорили, что негоже слишком много болтать? — Но будь благословенны твои родители, я еще не видел человека, который бы так без устали молотил языком.
— Да, он впал в крайность, — отметил Ардалион Чедиа.
— Эхмаа! — выдохнул Бучута.
И так маленький, низкорослый, он сейчас, в неверном свете чуть занимавшегося дня, казался еще меньше.
— Так вот, если это ваше «потом» еще сложнее и вы собираетесь о многом сказать, — рассмеялся Пармен, подмигнув нам и прихлопнув себя по бедру, — так давайте уж лучше совсем поселимся в лесу, и чешите тогда себе вволю язык, сударь.
В строю там-сям раздался смех, и Пармен еще пуще закуражился:
— А правда, откуда ты взялся, парень?
Бучута молчал, низко опустив голову.
— Не проглотил ли ты случаем язык, а? Вчера в лесу небось так здорово плел турусы на колесах. Или, может, бережешь слова на завтра?
— Завтра меня уже не будет...
— Ишь как?! Уж не собрался ли умирать?
— Нет. Сегодня я уйду.
— Чего торопиться, сударь, — заблестели у Пармена глаза, — не пожалели бы нам на пользу еще двух-трех словечек...
— И то, что говорил, все, оказывается, впустую, все не в коня корм, — ответил Бучута. — Хотя тебя пока еще можно исправить.
— Да ну! Ишь ты как! Не хватало еще, чтобы ты меня исправлял... Ба! Кто это там?! — оторопел вдруг Пармен. — Нет, нет, не этот, а воон там, на горке... Вон таам, там, по ту сторону на склоне... Ух ты, никак это Тереза, люди добрые...
— Он, — подтвердил Папико.
— Чего-то, видать, зол, рвет и мечет. Глядь, как набычился. А это кто же с ним рядом?
— Шашиа, Кутубидзе.
— Вот так-так. В чем же, интересно, дело...
Теперь мы снова набрались страху, но это был уже другой страх — страх перед явным и зримым. Озлясь на кого-нибудь и войдя в раж, Тереза мог, под горячую руку, налететь на любого и так его отделать, что об этом хорошо помнили наши бока, которым не раз от него перепадало. И все это будто бы в шутку. Ничего себе, хороши шуточки... А сейчас он грозно сверкал глазами и сжал пальцы в такие огромные кулачищи, что мы было окаменели на месте, а когда немного очухались и собрались пуститься наутек, Тереза сделал один исполинский шаг, второй, третий и двинулся прямо к Бучуте (только этого бедняге недоставало). Подойдя вплотную к этому щупленькому человечку, он навис над ним всей своей устрашающей громадой.
— Я, значит, не высокий... да?!
— Нет, — послышалось в ответ: самого Бучуты уже не было видно, Тереза полностью его перекрыл. — Не высокий ты.
— Таак. А что же, какой я тогда?
— Просто длинный, — снова послышалось в ответ.
— И как он осмеливается, этот шибздик! — поразился Пармен. — Видать, совсем малохольный. Вот кого мы, оказывается, слушали...
— Почему-то все кретины и ненормальные должны собраться у нас, — с обидой проговорил Титико Глонти.
— Это оскорбление, Тереза! — прохрипел в спину Терезе Шашиа Кутубидзе.