И что это, однако, за странное свойство организма — словно по предписанию, впадать в сон перед ожидаемой неприятностью. Но я все-таки держу марку: поднимаюсь на ноги и говорю: «Вчера допоздна заработался, до самого рассвета корпел над литературой». «Садитесь, садитесь, располагайтесь, пожалуйста, не над художественной ли?» — спрашивает меня респондент — он опять взялся за свое, но, положим, мне это только на руку. Следуя указаниям Руководителя, я, несколько придя в себя, говорю: «Продолжим. Вопросы...» — Он незамедлительно откликается: «Конечно, конеч...— и, повернув голову, кричит в сторону узенькой двери: — Ты пока приготовь раствор, Клим». Я еще не успеваю подумать, что это еще там за Клим, как мой респондент предупредительно поясняет: «Мой ассистент...» Я раскрываю портфель, выкладываю на стол анкету, осторожно заключаю между пальцами ручку — чернила немного протекают — и спрашиваю:
— Много ли свободного времени у вас теряется понапрасну?!
— Ни капелюшечки.
Я поражен:
— Как же это?
Он в свою очередь недоумевает:
— А чего ради, собственно, мне его терять!
— Ааа, вы меня не совсем поняли. Конечно, никому не с руки напрасно терять время. Но ведь каждому, в том числе и вам, приходится проехать куда-то на транспорте, заглянуть в гастроном или в другой какой магазин, ну, затем, приготовить ужин или позавтракать в столовой...
— Минуточку, минуточку, — прерывает он меня, — это, напротив, вы меня не поняли: я действительно никогда не теряю времени, если мне, положим, приходится постоять в очереди, изжарить себе яичницу или съездить куда-то на трамвае...
— Но как же это так? Каким образом?
— А очень просто. Вы, вероятно, полагаете, что любить литературу — это всего-навсего читать книги, а разве все то, что прочтешь, не надо осмыслить? Не велика беда не найти сидячего местечка в трамвае — ведь и стоя вниз головой можно думать.
— Да, но о чем?
— О чем? Да о том, что прочел... или о том, что вспомнится.
Оох, Руководитель... И все же я, скрепя сердце, продолжаю...
— А если вы изволите пребывать не в настроении?
— Нуу! Именно тогда-то это особенно и нужно, когда ты в плохом настроении.
— Почему?
— Чтоб прийти в хорошее настроение.
Ненормальный какой-то, черт его дери... Надо же — смотрит на меня, как обалделый, и вдруг выпаливает изумленно: «Господи, как вы все-таки похожи на Аурелиано-толстого, только до того как он нарастил телеса... Ведь вы не обидитесь, если я буду вас называть Аурелиано?»
Да как он смеет позволять со мной такое!
— Я попросил бы вас соблюдать этикет, — говорю я взыскательным тоном, — меня зовут Тамазом.
Он демонстрирует мне ладони — с ног до головы одна покорность:
— Хорошо, Тамаз, хорошо, дружок.
Я отвожу от него взгляд.