– Ужасно, – подтвердила Натали. – Ну, а чего же ты хотела?
– Я хотела его увидеть, и я своего добилась, – ответила Натали, не чувствуя за собой вины. – Ты что, думаешь, если бы я вела себя, как следовало, он явился бы ко мне сегодня утром?
– Тебе надо вернуться в Париж, – сказала Катринка.
– Надо-то надо. Но, с другой стороны, – она пожала плечами, – мои недомогания уже совершенно прошли. Думаю, что уже сегодня покатаюсь на лыжах.
– Ну, конечно. Тебя удерживает именно этот глубокий, рыхлый снег. – Катринка воткнула в волосы последнюю шпильку, поправила несколько выбившихся прядей, взяла губную помаду и начала подкрашивать губы.
– У тебя удивительный рот, – бесстрастно произнесла Натали, оценивая внешность Катринки так хладнокровно, словно та была сейчас моделью на демонстрации мод. – Очень чувственный.
– Спасибо.
– Он ревновал, – продолжала Натали, возвращаясь к первоначальной теме.
– Жан-Клод?
– Конечно, Жан-Клод. К этому американцу, которого ты вчера встретила.
– Так он поверил, что это тебе послали шампанское?
– Совершенно верно. Очевидно, американец богат, но даже если не очень, то все равно нельзя не принимать его во внимание. Он, по-моему, способен на весьма мудрые решения. Я нахожу его очаровательным. Так же, как и ты, правда?
– Да, – неохотно произнесла Катринка, отказываясь ей подыгрывать.
– Так вот, сначала мы ссорились, а потом помирились. Любовью мы, правда, не занимались, – сказала она с оттенком досады в голосе. – Но,– весело добавила она, – на следующей неделе он берет меня с собой в Нью-Йорк.
Катринке такая жизнь казалась ужасной, хуже той, что она пережила с Бартошем. С Миреком, по крайней мере, можно было забыть, что он женат, поскольку они с женой жили каждый своей жизнью. В их отношениях с Миреком не было почти ничего, что нужно было бы скрывать и что могло бы ее унизить, как это часто случалось в отношениях Натали и Жан-Клода. Но Натали, как это ни странно, ничего против этого не имела. Более того, ей все это нравилось – тайна, сцены, драматические угрозы разрыва и экстаз примирения.
– Нью-Йорк, – произнесла Катринка, подыскивая слова, чтобы сказать Натали что-то приятное. – Как бы я хотела повидать Нью-Йорк.
– Для поездки это не самое приятное время года, – сказала Натали, пожимая плечами, – но беднякам выбирать не приходится.
Вот именно, подумала Катринка, как только ей удалось уловить смысл этой английской пословицы. И как ненавистно было для нее быть в бедняках.
Несколько позднее в этот же день, возвращаясь в «Замок» после катания на склоне, Жан-Клод зашел в гостиницу. Оставив во дворе лыжи, он через вестибюль прошел в холл, на ходу расстегивая «молнию» куртки, и обнаружил там Натали, уже вернувшуюся после короткой вылазки в горы. У него был здоровый цветущий вид, а глаза, обычно темные и непроницаемые, сияли от удовольствия. Волосы были еще влажными от снега, и он пригладил их рукой, откинув с высокого лба. Увидев Катринку, он улыбнулся. Конечно, он негодяй, подумала она, но очаровательный негодяй. Она невольно поддавалась его обаянию. Он расцеловал ее в обе щеки, потом фамильярно обнял за плечи.
– Нам занимать столик на двоих, – спросил он, – или ты составишь нам компанию?
Этот вопрос был не просто дружеским предложением, в нем был определенный намек. Жан-Клод постоянно заигрывал с женщинами. И не просто заигрывал. Его намерения всегда были серьезными. И он не задавал случайных вопросов. При каждой их встрече он так или иначе давал ей понять, что хочет с ней переспать. И ему было совершенно безразлично, что Натали ее лучшая подруга.
– Спасибо, но я действительно не могу, Жан-Клод. Я работаю, – ответила Катринка с вежливой улыбкой.
– Ну что же, тогда в другой раз, – согласился он, ничуть не удивляясь ее сдержанному тону.
– У Катринки никогда нет времени. Я еще не встречала женщины, которая бы так много работала, – сказала Натали, с удовольствием отмечая, что Жан-Клод продолжает волочиться за другими женщинами, даже за ее подругами, поскольку это делало его еще более непредсказуемым, коварным и волнующим. Однако, если бы Катринка поддалась искушению, это было бы уже совсем другое дело. Такое предательство оскорбило бы ее. Такую обиду невозможно забыть.
– Тебе, пожалуй, нужно поработать у меня, – сказал Жан-Клод Катринке, когда она им накрывала на стол. – Я сделаю тебя богатой.
– Ха! – воскликнула Натали.
– Что ха?
– Меня ты не сделал богатой, – ответила Натали по-французски.
– Если бы я сделал тебя богатой, – Жан-Клод тоже перешел на французский, – разве я смог бы удерживать тебя?