- Куда ты идешь? - моя мать отпрянула от Стентона. – Мы еще не закончили. Ты не можешь вот так просто скинуть бомбу и уйти!
Повернувшись к ней, я зашагала в обратном направлении.
– Мне действительно пора собираться. Почему бы нам не пообедать вместе и поговорить обо всем?
- Ты не можешь…
Я перебила ее.
- Коринн Жиро.
Глаза моей матери округлились, а затем сузились. Одно имя. Даже не нужно говорить что-нибудь еще.
Бывшая Гидеона была проблемой, не нуждающейся в дальнейшем объяснении.
Редко кто, попадая на Манхэттен, не испытывал мгновенного чувства знакомой обстановки. Горизонт города был увековечен в громадном количестве фильмов и телевизионных шоу, способствуя тем самым распространению любви к Нью-Йорку среди всех жителей планеты.
Я не была исключением.
Я обожала элегантность здания Крайслер в стиле арт-деко. Я могла определить свое местоположение на острове лишь взглянув, где находится Эмпайр-Стейт-Билдинг. Я была в восторге от захватывающей высоты Всемирного Торгового Центра, ныне возвышающегося в центре города. И конечно же от высококлассного здания Кроссфайр. Я так считала ещё до того, как влюбилась в человека, чьё видение привело к его созданию.
Как только Рауль припарковал машину к обочине, я сразу же восхитилась фасадом здания Кроссфайр в форме обелиска, облицованного лишь ему присущим сапфирово-синим стеклом. Откинув голову назад, мой взгляд заскользил вверх по мерцающей высоте до самой высшей точки, где, на залитом солнцем пространстве, располагался Кросс Индастрис. Пешеходы окружили меня, тротуар кишел торопящимися на работу деловыми мужчинами и женщинами, держащими в одной руке портфели и сумки, а в другой - стаканы с кофе.
Я почувствовала Гидеона, прежде чем увидела его. Все мое тело запело от осознания его присутствия, когда он вышел из Бентли, который подъехал вслед за Мерсом. Воздух вокруг меня наполнился электричеством, затрещала энергия, что обычно возвещало о приближении шторма.
Я была одной из немногих, кто знал: эту бурю питало беспокойство измученной души Гидеона.
Повернувшись к нему, я улыбнулась. Это было не случайно, что мы приехали в одно и то же время. Я поняла это, прежде, чем увидела подтверждение в его глазах.
На нем был угольного цвета костюм, белоснежная рубашка и серебристый галстук. Его темные волосы касались подбородка и воротника, ниспадая сексуальными дерзкими чернильного цвета нитями. Он по-прежнему смотрел на меня с горячей сексуальной жестокостью, что поначалу, казалось, выжигала меня, но в этой искрящейся синеве была нежность и открытость. Это означало для меня гораздо больше, чем кто-либо мог мне дать.
Я шагнула к нему, когда он подошел.
- Доброе утро, Тёмный и Опасный.
Его губы изогнулись в кривой улыбке. В глазах засверкало развлечение.
- Доброе утро, жена.
Я протянула руку, и почувствовала спокойствие, когда он потянулся навстречу, крепко обхватив мою ладонь.
- Я рассказала маме этим утром ... о нашем браке.
Одна бровь поднялась в удивлении, а на лице возникла улыбка триумфального удовольствия.
- Хорошо.
Смеясь над его беззастенчивым обладанием, я мягко толкнула его в плечо. Со скоростью молнии, он притянул меня к себе и поцеловал в уголок улыбающихся губ.
Его радость была заразна. Я чувствовала, что и меня она переполняет изнутри, освещая все те места, что находились во тьме вот уже несколько последних дней.
- Я хочу позвонить отцу во время перерыва. Надо сообщить ему.
Он сразу же стал серьезным.
- Почему именно сейчас, а не раньше?
Он говорил тихо, приглушая голос ради личного разговора. Офисная толпа продолжала течь мимо, не обращая на нас внимания. И все же, я колебалась с ответом, ощущая себя выставленной напоказ.
И тем не менее... Правда вышла наружу гораздо проще, чем когда бы то ни было. Я слишком много скрывала от любимых мною людей. И по мелочам, и в крупных вещах. Пытаясь сохранить статус-кво, я в то же время надеялась и нуждалась в переменах.
- Боялась, - ответила я ему.
Он подошел ближе, его взгляд напряжен.
- А теперь – нет.
- Нет.
- Сегодня вечером ты мне расскажешь почему.
Я кивнула.
- Расскажу.
Его рука обхватила мой затылок: крепко и нежно одновременно. Его лицо было бесстрастным, не выдавая никаких эмоций, но его глаза ... эти голубые, голубые глаза ... они бушевали от волнения.