Взяв в руки вилку, (изобретение, которое видела впервые в своей жизни), прежде, чем приступить к пропитанным сиропом блинчикам, с которых как раз и решила начать свой завтрак, Микаса ещё некоторое время просто вертела её в руках, понятия не имея, как надо правильно обращаться с этим прибором и, наблюдая за попытками девушки приручить маленькие вилы, Леви находил её довольно забавной. И заметив в его взгляде еле заметные искры насмешки, Микаса пришла к выводу, что эту вилку он принес специально, чтобы поиздеваться над ней, потому что как ни пыталась она наколоть ею хотя бы один блин, тот постоянно соскальзывал обратно на тарелку, так и норовя забрызгать сиропом покрывало постельного белья.
Потеряв последнее терпение, Леви, в конце концов, выхватил эту вилку из её рук и, приняв решение накормить свою жертву самостоятельно, тотчас наколол кусочек блина, намереваясь засунуть его в рот Микасе. Нахмурившись, девушка враждебно на него посмотрела. Есть из рук своего врага она, разумеется, не собиралась, но учитывая смехотворность ситуации, в которую попала, ей ничего другого не оставалось, кроме как смириться с происходящим и пойти навстречу его желаниям. В противном случае, она рисковала остаться не только без завтрака, но и без обеда и ужина. Чтобы сломать её гордость и надменное к себе отношение, Леви был готов пойти на что угодно, лишь бы добиться от неё послушания.
Обычно девушки, которые попадали к нему в плен, достаточно быстро ломались и, боясь его ожесточения и более изощренных над собой издевательств, мгновенно теряли свое чувство собственного достоинства и, падая перед ним на колени, очень скоро были готовы выполнить любую его невозможную просьбу. И только одна Микаса, как ни пытался он её унизить и подчинить себе, продолжала оставаться крепким алмазом, «вскрыть» который простому смертному было отнюдь не под силу. Скорее он сломается сам, нежели ему удастся добиться от неё полного подчинения. И когда тактика, состоявшая сплошь из запугиваний, шантажа и угроз, не принесла ощутимого результата в плане ломки её характера, Леви решил изменить свой подход, вспомнив о позабытых им хороших манерах и предупредительном отношении. Завтрак в постель должен был стать очередным шагом в плане завоевания её непокорного сердца и, наблюдая за тем, как после недолгих колебаний, Микаса, неохотно, но все же начала есть с вилки, удерживаемой его рукой, Леви, пристально наблюдая за девушкой, отметил, что за это время она как будто и впрямь стала лучше выглядеть: её щеки слегка округлились, на них появился румянец, а в глазах больше нет той безысходности и тоски, которая пугала его поначалу. Чуткое отношение и нежность, похоже, и впрямь пошли ей на пользу.
— Как тебе еда? Нравится? — не удержался он от вопроса, желая как можно скорее перейти к другой и более интересующей его теме. Еле заметно кивнув, полуазиатка отвела взгляд.
— Да. — Уклончиво ответила она, пытаясь избежать диалога. По правде сказать, ещё никогда ей не приходилось есть столь хрустящих, в меру сладких, и почти тающих во рту оладий, но расхваливать это блюдо она не собиралась преднамеренно. Не хотела, чтобы у Аккермана создалось впечатление, будто с ней можно наладить отношения с помощью сытной пищи.
— Ты уже решил? — неожиданно осведомилась Микаса, нарушив звуком своего голоса его размышления.
— Что именно? — уточнил он, смутно догадываясь, куда она клонит.
— Когда именно продашь меня?
Мужчина отрицательно кивнул и, не зная, как соскочить с этой неудобной для них обоих темы, добавил к своей фразе первое, что пришло ему в голову, пусть даже если это было неправдой.
— Пока не нашлось подходящего покупателя, а продавать тебя кому попало, я не намерен.
Осознав его высказывание, Микаса тоже хотела было что-то добавить в ответ, но он, предугадав заранее, о чем она хочет его спросить, подхватил одну из оладий, и едва девушка открыла рот, тотчас поднес вилку к её губам, после чего подождав, пока она все не доест, он подсел к ней поближе и, покосившись на блюдо, неожиданно изрек:
— Извини, но теперь пришла моя очередь задавать вопросы.
Откусив рогалик, девушка с удивлением покосилась на своего собеседника. Никогда ещё Аккерман не был столь категоричен, как в этот момент.
— Я уже давно хотел у тебя спросить. — Запнувшись на полуслове, Леви подошел впритык к самой сокровенной тайне её жизни, которую хотел выведать прямо сегодня и прямо сейчас. — Сколько тебе лет?