Сжав губы, Микаса опустила голову, и прежде, чем дать ответ на этот вопрос, ещё некоторое время колебалась, раздумывая о том, правильно ли поступит, сказав ему правду в лицо.
— Семнадцать. — Не поднимая взгляда, почти выдохнула она, зная заранее, что такой ответ его вряд ли устроит.
— Семнадцать? — удивившись, Леви невольно приподнял бровь.
Он и подумать не мог, что она была настолько юной, когда запланировав похищение, ворвался однажды в дом её родителей, раз и навсегда вырвав её из привычной среды обитания, изменив судьбу, но правда оказалась слишком очевидной, чтобы от неё можно было так просто откреститься.
— А тебе сколько лет? — неожиданно сорвалось с её уст и, разозлившись на саму себя за столь странное и проявленное не в то время и не в том месте любопытство, Микаса вновь отвернулась, глядя куда-то перед собой. Раньше он её не интересовал, и находясь все время в заточении своей спальни, из которой ей было запрещено выходить одной, она не проявляла никакого интереса к его образу жизни, но сегодняшним утром, когда он принес ей завтрак в постель, её к нему отношение как будто изменилось. И пораскинув в уме, уместно ли будет с ней делиться подробностями своей личной жизни, Леви, недолго раздумывая над ответом, сказал ей правду:
— Двадцать восемь.
Теперь наступила очередь удивляться и Микасе.
При всем своем умении разбираться в людях, дав Аккерману по внешнему виду двадцать четыре года, максимум — двадцать шесть лет, девушка была немного ошеломлена, узнав его настоящий возраст. Субъект, которого она принимала за какого-то выскочку, сделавшего карьеру на торговле людьми, оказался намного старше, нежели она предполагала.
Через два года ему будет тридцать, — возраст, когда самые закоренелые холостяки, поддавшись давлению общества, прощаются со своим былым «одиночеством», и вступая в брак, заводят детей, чтобы оставить после себя хотя бы такой след в истории человечества, — в виде будущих отпрысков, — раз по-другому реализоваться не получилось, но к Леви, влияние годов на которого, казалось, обходило стороной, это не имело никакого отношения. И привыкнув к мысли, что её первый поцелуй произойдет с юношей вроде Эрена, чьи неумелые лобызания будут далеки от идеала, Микаса даже представить себе не могла, что эту науку ей придется познать с более взрослым и опытным человеком, которому по странному стечению обстоятельств было суждено расширить её кругозор в этой сфере. Причем не только в ней. Но Леви интересовал вовсе не её возраст.
— Когда ты меня встретила… — начал он издали, пытаясь как можно осторожнее подойти к запрещенной теме. — Точнее когда мы с тобой переспали.
— Ты со мной переспал. — поправила она его, вновь став на некоторое время недоступной и холодной
— Словом, ты была тогда девственницей или нет? — закончил он вопрос, не надеясь, впрочем, получить на него ответ.
Конечно, было бы лучше, если бы её первым партнером оказался совсем другой человек, ведь если окажется так, что до этого она ещё ни с кем не занималась сексом, то её первый раз, который произошел впервые в тот роковой день, мог наверняка оставить в её душе след незаживающей раны, не говоря уже о психической травме, которую она также могла получить, и наверняка уже получила, судя по её замкнутости, преодолеть которую, чтобы сблизиться с ней на каком-то на духовном уровне, ему не удалось и по сей день. Слишком высокими оказались стены, которые она выстроила вокруг себя, чтобы защитить свою честь унижений и надругательств, которые ей приходилось терпеть от него ежедневно. Одних ненавязчивых ухаживаний оказалось недостаточно, чтобы преодолеть порог её робости и завоевать её расположение, ведь каждое брошенное им слово, каждый жест, ассоциировались у неё с болью и неприятными воспоминаниями.
Услышав его вопрос, Микаса ответила не сразу, и желая как можно скорее забыть подробности того дня, когда он сорвал с неё ночную рубашку и осквернил её невинное тело своими пошлыми и пронизанными неуправляемой похотью прикосновениями, она едва кивнула в ответ, надеясь, что собеседник поймет все сам, и он избавит её от необходимости объяснять, почему избавиться от своей невинности чуть раньше (до его визита), ей так и не удалось. Догадавшись, что она имеет в виду, дав утвердительный ответ, с одной стороны Леви испытал мимолетное угрызение совести, ведь именно по его вине она оказалась изнасилованной в свой первый раз, с другой — его собственническая натура радовалась подобному повороту событий, ведь это означало, что раньше к ней никто из юношей не прикасался, значит, он стал её первым партнером.