Прекрасно осознавая её вину, пусть данный поступок и послужил катализатором инцидента, закончившегося для её жениха бесславной гибелью, обвинять девушку в происшедшем Леви отнюдь не спешил и понимая, что не должен был идти у неё на поводу и вывозить её в город, вся вину за случившееся, в конечном счете, взвалил на себя. Не получив желаемого, Черч, разумеется, разозлиться ещё больше и опасаясь, как бы тот не выкрал её из собственной спальни, Леви принял решение усилить охрану Микасы, и запретив ей выходить из дому вообще, на пару дней закрыл её в чулане, чтобы она могла подумать над своим поведением и раскаяться в содеянном.
Все ещё пребывая в водовороте прежних воспоминаний, Микаса не обратила никакого внимания на резкую смену декораций, — до такой степени она была потрясена, и поддавшись очередному приступу самобичевания, вскоре заснула на своем скромном одеяле, заменившем ей удобную постель и проснувшись под утро, ещё долго не могла понять, где находится, различая перед собою лишь тусклый свет керосиновой лампы. И лишь когда к ней пришла Петра, связав её запястья кожаным ремнем, один конец которого был прикреплен к веревке, примотанной к крюку в стене, Микаса, следя за её движениями, начала понимать, что произошло что-то серьёзное, и Леви на неё очень зол, иначе вряд ли бы посадил её в этот чулан, где ко всему прочему водились ещё и мыши. По крайней мере, прислушиваясь ночью к какие-то странному шороху в углу и топоту мелких лапок по паркету, она неоднократно просыпалась ночью, принимая услышанные звуки за игру воображения. И имея ни малейшего понятия о том, что Аккерман намеревался с ней сделать, чтобы за все отомстить, она впервые испытала неподдельный страх.
Во всяком случае, находясь в чулане, Микаса с каким-то отчаянием ждала его возвращения, надеясь, что заглянув к ней, он наконец-то скажет, почему удерживает её именно здесь и почему её так плохо здесь кормят, запрещая принимать ванную. Но когда к своему финальному завершению подошел уже третий по счету день, а Леви за все это время так и не удосужился её посетить, она чувствуя себя брошенным ребенком, за которым так и не вернулся родитель, была напугана этой неизвестностью, как никогда ещё в своей жизни. И вновь возвращаясь мыслями к тому дню, когда произошла резня и её чуть не похитили повторно, Микаса только сейчас осознала, что за страшный человек находится рядом с ней, раз безжалостно убив пятерых типов, он бы вряд ли остановился, окажись на его пути ещё столько же, и даже больше, совершенно не заботясь о том, как эти действия отразятся потом на его репутации. И если бы не его вмешательство, она бы сейчас сидела не в чулане, а в лапах Фарлана, пускающего её по кругу в компании своих друзей.
Вместе с тем, после этого дня в их отношениях что-то кардинально поменялось и устав столько времени проводить в унылом помещение совсем одной, Микаса была очень удивлена, когда в один прекрасный момент, подняв по привычке голову, чтобы встретиться взглядом с Петрой, стоило ей услышать звук дверного засова, была немало удивлена, увидев на пороге не Рал, а персону, чьего возвращения она уже и не надеялась дождаться.
Приблизившись к девушке на достаточно близкое расстояние, Леви сложил свои ладони в карманы и прежде чем с ней заговорить, ещё некоторое время просто смотрел на неё сверху вниз, раздумывая о чем-то своем. И испытывая острое чувство вины, Микаса довольно долго не могла поднять вверх свои глаза, не имея ни малейшего представления о том, как он сам на неё смотрел: с презрением или испытывая к ней равнодушие, поэтому чтобы составить о нем свое мнение, она была вынуждена довольствоваться звуком его голоса. За два дня порезы на руках Аккермана зажили, оставив после себя следы в виде шрамов как напоминании о том роковом для них дне, но поскольку они были скрыты под плотной тканью рубашки, то видеть их Микаса, конечно же, не могла.