— Их я обнаружила сегодня в своей сумке. Гвидо сжал пальцы, и смятые снимки упали на ковер. Он резко отвернулся и торопливо зашагал вниз по лестнице, словно приняв какое-то решение.
Корделия увидела, что он подошел к телефону, набрал какой-то номер и заговорил на итальянском.
— Что ты собираешься делать? — требовательно спросила она.
— Гильельмо займется этим грязным вторжением в нашу личную жизнь и найдет виновного, — отчетливо произнес Гвидо и посмотрел на нее с грозным видом. — Тебе следовало сразу рассказать мне об этом! Если кто-то из моих служащих позволил себе наглость участвовать в этом, он будет жестоко наказан! Неудивительно, что ты потеряла голову.
— Я не просто расстроена, Гвидо, я...
— Ты не могла выразиться яснее, когда ударила меня... и я догадался, что произошло что-то очень серьезное. В гневе ты очень похожа на итальянку, Корделия. — Гвидо вздохнул, глядя на нее с мрачным изумлением. — И я могу понять и простить твой поступок. Удивительно, как тебе удавалось сохранять самообладание весь день.
— Неужели ты надеешься заморочить мне голову этой пустой болтовней? — вскричала Корделия, которую взбесил его снисходительный тон. — Ты что, считаешь меня полной дурой?
— Эти фотографии могли быть сделаны не позже, чем год назад, — холодно ответил Гвидо. — Об их существовании я, к сожалению, узнал только после публикации и сразу же потребовал дать опровержение. И если я предпочел обсудить это дело не с тобой, а с моими адвокатами, то только потому, что оберегал твои чувства.
— Мои чувства?! — недоверчиво переспросила она.
— Я не хотел, чтобы этот грязный листок, который называет себя газетой, заставил тебя почувствовать себя униженной! И еще, — задумчиво продолжал Гвидо, — я не могу поверить, чтобы Жаклин была как-то замешана в этом. Не такой она человек, да и расстались мы с ней по-хорошему. У кого-то еще есть причины выбрать тебя объектом травли... Кто это может быть?
— Эугения! — невольно вырвалось у Корделии. Он сжал губы.
— Чушь!
— Да ты и впрямь меня за дурочку держишь! — разразилась нервным смехом она.
— Я все объяснил тебе, — нахмурился Гвидо, — и хватит об этом. Если ты мне не веришь, я могу показать тебе газету, в которой было опубликовано опровержение. Говорю еще раз: я не виделся с Жаклин после нашей свадьбы!
— Ты мог подкупить фотографа, а редактора газеты запугать судом, — продолжала кипятиться Корделия. — Вот посмотри, на этих фото нет даты! Что им оставалось делать, как не извиниться!
— Значит, ты обвиняешь меня во лжи?.. — Судя по выражению его глаз, Гвидо даже не представлял, что она может осмелиться на такое.
— Ты сам говорил, что будешь делать все, что захочешь, — напомнила ему Корделия.
— Если бы я делал, что хотел, то ты сейчас валялась бы у моих ног, вымаливая прощение! — взорвался Гвидо. — Да как ты смеешь сомневаться в моих словах?!
— Оступившийся однажды — просто легкомысленный человек, но тот, кто повторяет этот поступок, — стопроцентный распутник! И я не собираюсь жить с тобой больше!
— Что ты имеешь в виду?
— Я была так наивна, что поверила тебе, когда ты сказал, что кто-то подлил тебе спиртное в стакан десять лет назад в ночном клубе, но не намерена выслушивать еще одну сказку, в которой снова фигурирует плоскогрудая блондинка, — печально сказала Корделия.
— Ты связываешь две истории, которые не имеют ничего общего.
— Ах, вот как? Тебе не нравится, что я тебе не верю? А ты не помнишь, как поставил меня в такое же положение? Кому ты тогда поверил, мне или Умберто? — напомнила она ему дрожащим от обиды и боли голосом. — Я уверена, что, если бы меня обвинили в том же самом еще раз, ты просто убил бы меня на месте, не слушая никаких оправданий!
— Значит, мы опять вернулись к этой чертовой стоянке... Я не верю тебе! — В его мрачных глазах зажглась ярость.
— Вот и я тебе не верю! — парировала Корделия. — И вообще, мы не настоящие муж и жена. У нас только деловые отношения.
— Заткнись и послушай меня! — заорал Гвидо, но она упрямо покачала головой.
— Я выполнила свою часть сделки...
— Если ты еще хоть раз произнесешь это слово... — перебил ее он.
— Я беременна, — не слушая его, продолжила она, — и теперь требую, чтобы ты оставил меня в покое.
Гвидо замер, всматриваясь в ее лицо.
— Что ты сказала? — недоверчиво спросил он. — Уже?
— Ты неплохо поработал, не так ли? Корделия скривилась от отвращения, ее начал бить озноб.
— Ты взвинчена и едва ли понимаешь, что говоришь. Боже мой... ты беременна, — повторил Гвидо, пораженный этой новостью, но уже с явным чувством самодовольства. — Глупенькая, ты же могла навредить себе, когда бросилась на меня с кулаками! — Он поднял ее на руки. — Тебе не следует больше устраивать таких сцен. Ты должна сохранять спокойствие и... думать о ребенке, — наставительно проговорил он и понес ее в спальню.
Ошеломленная его реакцией, Корделия тихо произнесла:
— Оставь меня!
— Ты этого не хочешь, — уверенно возразил он.
— Хочу.
С тяжким вздохом Гвидо положил ее на кровать.
— У тебя просто истерика.
Опираясь на руки, Корделия приподнялась на постели.
— Я не истеричка! — закричала она ему в лицо.
— Не будем спорить об этом. Естественно, ты расстроена, тебя мучают подозрения, и для этого есть серьезные причины. Ты права. Очевидно, Жаклин меня одурачила, — мягко сказал Гвидо.
Однако его спокойный тон подействовал на нее, как красная тряпка на быка.
— Думаешь, я никуда от тебя теперь не денусь, потому что беременна? — наступала Корделия. — Ошибаешься! Дедушка и мама помирились, так что теперь ты не сможешь меня шантажировать! Если ты не уберешься отсюда, я сама уйду на яхту!
— Команда сошла на берег, — спокойно сообщил Гвидо. — Так что вряд ли кому бы то ни было удастся воспользоваться яхтой.
Корделию затрясло.
— У тебя больше нет права прикасаться ко мне...
— Да я и сам... Скажи, почему ты позволила мне днем заняться с тобой любовью? — Гвидо, прищурившись, сурово посмотрел на нее.
Лицо ее вспыхнуло.
— Это был просто секс. Я использовала тебя, потому что мне так захотелось!
Он прикрыл смеющиеся глаза длинными черными ресницами и отвернулся. Плечи его вздрагивали.
— Думаешь, это смешно? Ты, похоже, уверен, что я без ума от тебя, и все эти угрозы — пустое. Но это не так. Неужели ты вообразил, будто я настолько глупа, чтобы питать нежные чувства к человеку, который женился на мне только для того, чтобы заграбастать деньги моего деда? Ты сам выставил себя на посмешище! — с горьким презрением выкрикивала Корделия. — Такой красивый, удачливый, умный мужчина... и вдруг женится на женщине, которую и за человека не считает, ради того, чтобы прибрать к рукам “Кастильоне корпорэйшн”!
При этих словах глубокие складки залегли возле рта Гвидо, а взгляд его стал ледяным. Он встал и вышел из комнаты.
— И не возвращайся! — крикнула ему вслед Корделия.
Она долго сидела на постели, прислушиваясь к тишине. В глазах ее стояли слезы, в душе было пусто, но успокоиться она не могла.
А если допустить, что он говорил о Жаклин правду? — подначивал ее внутренний голос.
Нет, возразила ему Корделия, если Гвидо мне не верит, почему я должна верить ему? За четыре недели нашего брака он ни слова не сказал мне об этом. У меня тоже есть гордость — причем это все, что у меня теперь осталось. А еще — его ребенок. Десять лет назад он нанес мне глубокую рану, но я не допущу, чтобы это повторилось.
И с этой мыслью обессиленная Корделия наконец заснула.
Через пять дней на виллу прилетел Леонардо, младший брат Гвидо.
Корделия встретила его неуверенной улыбкой и провела в огромную гостиную с расписным потолком.
Юноша всмотрелся в ее осунувшееся лицо с распухшими глазами и покрасневшим носом, и взгляд его стал удрученным.