Во второй раз Шатров встретил эту странную студентку через неделю, поднимаясь по лестнице на свою кафедру. Было раннее утро, первая пара должна была начаться только через полчаса, и исторический факультет пока еще казался вымершим – и студенты, и преподаватели должны были начать приходить чуть позже. Но азиатка была уже здесь, одетая в белый вязаный свитер: она спускалась навстречу Владимиру все с той же загадочной улыбкой на лице. Поравнявшись с ним, девушка тихо поздоровалась – к его удивлению, на правильном русском языке и без всякого акцента.
- Здравствуйте! – вежливо ответил преподаватель и зашагал дальше, с трудом подавляя желание оглянуться.
Однако в следующий момент ему стало не до девушек – следом за незнакомкой, как оказалось, спускалась заведующая его кафедрой.
- Добрый день, Баррикада Игоревна! – улыбнулся ей Шатров, сразу заметив, что начальница как будто не в настроении.
- Добрый день, Владимир Павлович, - эхом откликнулась пожилая женщина и сразу же перешла к делу. – Мне надо сказать тебе кое-что важное.
Она остановилась, прислонившись к перилам и преграждая ему дорогу, словно собиралась говорить прямо на лестнице.
- Может, пройдем на кафедру? – растерялся Шатров.
- Нет, на кафедре у стен есть уши… в виде нашей секретутки, - отозвалась заведующая. – Она тоже уже на месте. Так что поговорим здесь. Ты знаешь, что Дубову на тебя жалуются?
«Тоже мне новость, покажите мне хоть одного сотрудника, на которого высшему начальству не доносят! Тем более на исторических факультетах!» - фыркнул про себя Владимир, но вслух ничего не сказал и постарался придать своему лицу вопросительное выражение. Баррикада Игоревна поморщилась, словно прочитав его мысли.
- Ты знаешь, что я имею в виду, - сказала она жестко. – Про тебя говорят, что ты на своих лекциях, мягко говоря, недостаточно объективен. Что ты, преподавая сравнительное религиоведение, не просто рассказываешь обо всех религиях одинаково, а выделяешь одну из них – угадай, какую? – и навязываешь студентам свою идеологию. И забываешь, что мы живем в светском государстве и работаем в светском учебном заведении.
- А о том, что несогласных со мной студентов я на ближайшем пустыре сжигаю на костре, вам не доносили еще? – ехидно поинтересовался молодой преподаватель.
- Нет, - усмехнулась его начальница. – Мы все-таки историки, и уж православие от остальных конфессий как-никак отличаем. Но преподавал бы ты в любом другом месте – рассказали бы и про костры, можешь не сомневаться!
- Горжусь нашими студентами! – чуть улыбнулся Шатров, но заведующая кафедрой нахмурилась еще сильнее:
- Не смешно, Владимир. Ты прекрасно знаешь, что декану нужно пристроить свою непутевую племянницу, и что ты сейчас – первый кандидат на сокращение. Новую работу ты в середине учебного года не найдешь. А ты, помнится, говорил, что тебе и так денег хватает еле-еле, что ты родственникам в свою дыру что-то отправляешь?
- Что ж делать, уволят – пойду в грузчики, - пожал плечами молодой человек. Его собеседница возмущенно вспыхнула, но в глубине ее глаз промелькнуло уважение.
- Вот за это вас не любят, - заявила она холодно, но потом, наклонившись к Владимиру и понизив голос, добавила. – Но все-таки – болтай поменьше! Я, конечно, тебя всегда защищаю, но мои возможности не беспредельны.
- Вы же тоже нас не любите, - выгнул бровь Владимир, и начальница снова вспыхнула:
- Разумеется, я тебя защищаю исключительно из корыстных интересов – накой мне нужна на кафедре эта блатная дура?!
Шатров глубоко вздохнул:
- Баррикада Игоревна, но я действительно никому ничего не навязываю.
- Не делай вид, что ты меня не понимаешь! Сам прекрасно знаешь, что навязыванием сейчас считается все. Даже если ты просто ответишь «да» на вопрос, веришь ли ты в Бога. Или если у тебя из-под одежды крестик случайно вылезет.