Время за такими беседами летело незаметно – пока Станислав внезапно не обнаруживал, что уже темнеет и что он опять перестал следить за дорогой и понятия не имеет, как дойти до города. Брюнетка выводила его на опушку, и они прощались, после чего молодой человек медленно брел домой с корзинкой земляники или сморчков, которые заранее приносила на их встречу его подруга. Он пересыпал их в бабушкину корзинку и приносил домой в качестве объяснения своего долгого отсутствия в лесу. А потом весь вечер сидел с мечтательным видом, делая вид, что читает, и ночью долго не мог вздохнуть, прокручивая в воспоминаниях каждый миг прошедшей прогулки.
Конечно, иногда Камский все же пытался понять, кем была эта любительница леса, всегда одевавшаяся в зеленые платья разных фасонов, но сшитые из одной и той же ткани с одинаковым рисунком в виде плавных светлых и темных разводов. Он предполагал, что она могла быть дочерью лесничего, дом которого должен был находиться достаточно далеко в чаще. Это объясняло ее познания, касающиеся местной природы, а на другие странности, которые Стас замечал за подругой, он усиленно закрывал глаза. Например, на то, что выросшая в лесу девушка всегда носила красивые длинные платья из тонкой ткани, какие обычно надевают только по праздникам, или на то, что в ее всегда распущенных и ничем не прикрытых волосах ни разу не запутались листья или хвоинки… Время от времени это вызывало у молодого учителя вопросы, но он отмахивался от них, мысленно повторяя слова зеленоглазой о том, что у нее должна быть какая-то тайна, и о том, что женщины, не имеющие загадки, ему не интересны.
Вторую часть этой мысли постоянно подтверждала соседка Анастасия Игнатова – самим фактом своего существования. Эта девушка тоже любила слушать рассказы Стаса о дальних странах и обитающей там фауне, в ответ щедро делясь историями о читателях своей библиотеки, и когда они втроем, с Ниной Спиридоновной, собирались по вечерам на кухне пить чай, Камский вовсю наслаждался домашним уютом. Но даже в самые приятные моменты, когда бабушка подливала своим молодым собеседникам чаю, Стася смеялась шуткам учителя, а на колени к нему забирался урчащий и жмурящийся от удовольствия Малыш, Станислав чувствовал, что ему чего-то не хватает, и вспоминал девушку из леса, рядом с которой у него никогда не возникало такого ощущения.
Кот Малыш пропал в начале июля. Сперва его хозяйка не слишком волновалась из-за этого – по ее словам, «эта полосатая сволочь» ударялась в загул в начале каждой весны, но, нагулявшись, неизменно возвращалась домой. Однако летом кот редко отсутствовал дольше чем день-два, и когда началась вторая неделя его исчезновения, Нина Спиридоновна забеспокоилась всерьез. Вместе со Станиславом и Анастасией она ходила по соседям, расспрашивая, не видел ли кто ее любимца, а потом они расклеили объявления по всему городку, но это ничего не дало. Малыша никто не видел, и только одна девочка, тоже живущая близко к окраине, вспомнила, что видела, как большой полосатый кот крался в сторону леса, словно охотясь на мышь или на хомяка.
- Если он ушел в лес, его там запросто могли хищники загрызть! – сокрушалась бабушка Стаса. – Ну что он там забыл, что ему, мало было крыс в городе?!
- Да вернется он! – убеждали ее на два голоса внук и соседка. – Нет здесь поблизости крупных хищников, их грибники давно распугали.
- Значит, его собаки бродячие задрали, - обреченно вздыхала Нина Спиридоновна, уже не веря, что когда-нибудь снова увидит полосатого красавца с черной буквой «М» на лбу.
Между тем, лето становилось все более жарким и пестрым. На опушке леса распустились пышные ярко-оранжевые жарки, ни в чем не уступающие садовым бархатцам, украшавшим ленинградские клумбы, а в лесу под каждым деревом были щедро рассыпаны лиловые, голубые и алые ягоды. И темы бесед Станислава с зеленоглазой брюнеткой тоже постепенно менялись, становясь все более «горячими». Если раньше они рассказывали друг другу о разных интересных вещах, то теперь разговор все чаще сворачивал на самого Стаса и порой принимал форму спора. Камский сам не заметил, как это получилось, но к началу августа его таинственная подруга уже знала все о его жизни – и до побега из Ленинграда, и после. Не говорил он только о самом побеге, продолжая придерживаться той легенды, которую сочинила его пожилая родственница, хотя, в принципе, готов был рассказать зеленоглазой правду и об этом, если бы она спросила. Но лесную жительницу не интересовала эта тема – узнав почти все о прошлом своего друга, она стала все чаще переводить разговор на его будущее.