Камский крикнул еще пару раз наудачу, уже не веря, что его могут услышать, и начал приглядываться к деревьям, выбирая ствол, на который было бы нетрудно залезть. Найдя подходящую сосну, росшую на более-менее свободном пространстве и поэтому достаточно разветвленную, он подпрыгнул, ухватился за одну из нижних веток и после нескольких неудачных попыток сумел подтянуться и забраться на нее – а потом полез дальше, целясь за другие ветки и сучья и поминутно получая по лицу колючими ветками. Наконец, ему удалось подняться достаточно высоко, и он попробовал раздвинуть ветки и оглядеться – и едва не взвыл от отчаяния. Вокруг не было видно ничего, кроме таких же сосновых верхушек. А также еловых, дубовых, пихтовых и принадлежащих множеству других деревьев – они переливались всевозможными темно-зелеными оттенками, образуя хорошо знакомый Стасу малахитовый узор, а ближе к горизонту сливались в однородное темно-зеленое море.
А вот города видно не было – везде были только эти колышущиеся зеленые волны. Было уже достаточно темно, а местами над лесом начал сгущаться туман, поэтому разглядеть какие-нибудь постройки молодому человеку не удалось. И в то же время, стемнело еще не настолько сильно, чтобы в городе зажглись огни, которые он мог бы заметить. Либо город был просто настолько далеко, что Станислав не увидел бы его ни днем, ни ночью…
- Эй! – закричал учитель, выпрямившись во весь рост на довольно тонкой ветке и прижавшись к стволу. – Э-э-э-эй!!! Выведи меня отсюда! Прости! Я уйду с тобой, я всегда буду с тобой – только помоги мне сейчас! Я попрощаюсь с бабкой – и вернусь к тебе! Честное слово!!!
Он не знал имени горной хозяйки, не знал, как к ней обращаться, но в ту минуту у него не было сомнений в том, что она его слышит и понимает, кого он зовет. Вбитые с детства в голову аксиомы о том, что чудес не бывает, а лешие, водяные или хозяева гор существуют только в сказках, исчезли без следа – Камский точно знал, что девушка, с которой он имел неосторожность подружиться, существовала на самом деле и при этом не являлась человеком. Знал он, и что она может помочь ему, может вывести его из леса. Вот только захочет ли она это сделать?
Станислав начал спускаться, торопясь поскорее достичь земли и страстно надеясь, что она уже ждет его под деревом. Только бы она поверила ему, только бы пришла, только бы согласилась отпустить его домой! Уж потом он к лесу и близко не подойдет, вообще из города носа не высунет… «Нет-нет, высуну и вернусь в лес навсегда! – быстро поправил себя учитель, с ужасом думая о том, что зеленоглазая горная жительница, возможно, способна и прочитать его мысли. – Мне надо только увидеться в последний раз с бабушкой, сказать ей, что меня вычислили, что мне придется уехать… Чтобы она не подумала, что со мной в лесу что-то случилось, чтобы не пыталась меня искать…»
Очередной сук, на который он наступил, внезапно с громким треском обломился, и Стас повис на ветке, за которую в тот момент держался, но провисел всего пару секунд, после чего его руки соскользнули с шелушащейся сосновой коры, и он полетел вниз, натыкаясь на другие ветки и сучья и тщетно пытаясь ухватиться за что-нибудь или хотя бы замедлить падение…
Удар о землю немного смягчил росший под сосной пышный куст – но уже приземлившись в него, Станислав вдруг почувствовал, что в него вонзились несколько острых тонких сучков, и завопил от боли. В полном ужасе он попытался скатиться с примятого куста, убраться от него подальше, чтобы к уже вонзившимся в него «иглам» не добавились новые, но ему не удалось сдвинуться с места ни на миллиметр – только боль стала совсем нетерпимой, и в глазах начало темнеть, а очертания деревьев вокруг стали расплываться. Уже теряя сознание, молодой человек все-таки дернулся еще раз и каким-то чудом сумел вырваться из обхвативших его цепких веток и оказался рядом с кустом на мягкой земле.
Новая вспышка боли была так сильна, что на некоторое время окружающий мир перестал существовать для потерявшегося в лесу человека. Он уткнулся лицом в мох, уже не крича, а только тихо хрипя от боли, ничего не видя и не слыша и вообще плохо понимая, что происходит. Все его силы, которых и так осталось немного, были теперь направлены на то, чтобы просто дышать.
Сколько времени он так пролежал, Стас не знал, но когда он почувствовал, что боль немного отступила, и приоткрыл глаза, вокруг стояла полная темнота. Он попробовал пошевелиться и снова застонал от боли – к счастью, теперь уже более терпимой. Болело все – грудь при каждом вздохе, руки, при попытке опереться на них, правая щиколотка при попытке встать… Охая и ругаясь, Камский кое-как подполз к сосне, с которой упал, сел, привалившись боком к ее стволу, и попытался понять, насколько сильно пострадал при падении. Спина горела, словно от ожога, и была липкой от крови, из левой руки, чуть выше запястья, торчала глубоко вонзившаяся в нее острая веточка, правая нога была то ли вывихнута, то ли просто сильно ушиблена, и ступить на нее Камский, как ни старался, не мог.