Станислав напомнил себе, сколько уже прошел, и медленно встал сначала на четвереньки, а потом, опираясь на свою кривую палку, на ноги, после чего, шатаясь из стороны в сторону, поплелся к городу. Его снова вели огни – теперь уже не живые и мистические, а самые обычные, тускловатые, но такие манящие, такие родные…
Дверь дома Нины Спиридоновны была открыта нараспашку, а на кухне горел свет. Станислав осторожно поднялся на крыльцо и на цыпочках направился к слегка приоткрытой кухонной двери, думая, как сделать так, чтобы старую женщину не напугал его внешний вид. Может, лучше позвать ее в темноту прихожей и предупредить, что с ним не все хорошо?
- Явился, мерзавец! – неожиданно раздалось из кухни возмущенное восклицание хозяйки. – Где же ты столько шлялся, где же тебя черти носили?!
- Бабушка, я сейчас все объясню! – чувствуя себя провинившимся ребенком, Стас шагнул на кухню, удивляясь про себя, что заботливая старушка как будто бы вовсе не волновалась из-за его отлучки почти на всю ночь. Однако распахнув кухонную дверь, молодой человек понял, что отчитывают за позднее возвращение вовсе не его.
На полу посреди кухни, вытянув лапы и хвост, лежал на боку кот Малыш. Он был все таким же огромным, но заметно отощавшим, а его блестящая прежде шерсть теперь свалялась и сбилась в многочисленные колтуны. Но несмотря на это, вид у любимца Нины Спиридоновны был здоровым и еще более самодовольным, чем обычно – хотя и очень усталым.
- Я не тебе, - отмахнулась хозяйка дома от внука, продолжая сверлить глазами Малыша. – Ты, я так понимаю, у Стаськи ночевал? Я этой неблагодарной скотине! Больше месяца пропадал – и ведь не на улице был, в доме у кого-то по плите шарился, видишь, усы все себе опалил! Где ты был, сволочь полосатая?!
Малыш приоткрыл один глаз, чуть приподнял голову и смерил свою хозяйку таким наглым и даже презрительным взглядом, что она от негодования потеряла дар речи. Весь вид кота, казалось, говорил: «Что ты понимаешь в жизни, глупая женщина? Тебе никогда не было так хорошо, как мне!»
Потом он снова устало уронил голову на пол и сладко потянулся, на мгновение выпустив когти, после чего его горящие зеленым огнем глаза закрылись, и по кухне разлилось громкое умиротворенное урчание. Стас успел заметить, что усы у Малыша и правда свернулись неровными белыми спиралями – но довольного зверя это, похоже, не беспокоило.
- Ну не мерзавец ли? – Нина Спиридоновна обернулась к молодому человеку и ахнула, мгновенно забыв о «неблагодарной скотине». – Да что ж это..? Где ж ты так?!
Камский собрался пошутить, что он, в отличие от кота, провел время далеко не так приятно, но свет в кухне внезапно стал меркнуть, и молодой человек, привалившись спиной к стене, медленно сполз по ней на пол.
- Ты меня напугал еще больше, чем эта бессовестная зверюга! – выговаривала Нина Спиридоновна своему троюродному внуку спустя два дня, когда жар у него немного спал и он смог сесть на кровати и выпить чашку бульона. – Температура под сорок, в себя не приходишь, врач плачет, что у нее антибиотиков нет…
- Тяжело тебе было за мной ухаживать? – виновато спросил Камский, машинально почесывая за ухом лежащую рядом и громко урчащую «бессовестную зверюгу».
- Да нет, не очень, мне Стаська помогала тебя переодевать и обтирать – без нее я бы не справилась! – охотно принялась рассказывать старушка.
- Стаська..? – изумленно переспросил ее внук, чувствуя, что заливается краской, и безуспешно пытаясь вспомнить хоть что-нибудь из этих двух суток, когда он валялся с температурой в полубессознательном состоянии.
- Ну да, она же умеет это все, с детства за сестрой ухаживает. Сейчас вот к ней пошла, домой, чтобы ее надолго не оставлять…
- За какой еще сестрой? – удивился молодой человек, морщась от боли в спине, возвращавшейся к нему при каждом неосторожном движении.
- А она тебе не рассказывала? – в свою очередь удивилась Нина Спиридоновна. – У нее есть младшая сестренка, с детства парализованная… Неужели она ничего тебе не говорила?