– Не было мальчика? – удивился он. – И даже ни одного поцелуя украдкой у конюшни?
Ева покачала головой.
– Мне никогда не нужен был рядом мужчина… До твоего появления.
– Боже мой!
Такая невинная – и такая страстная, чутко и мгновенно реагирующая на каждое прикосновение, слово, ласку. Это сулило столько взаимного наслаждения, что голова шла кругом. Рено даже не знал, с чего начать.
Горящие зеленые глаза медленно скользили по фигуре Евы. Ее нижнее белье было почти прозрачным, оно плотно облегало тело, рельефно обрисовывая обольстительные формы. Тугая грудь, пышный треугольник желтовато-коричневых волос – символы женской зрелости и красоты.
– Боже мой, – повторил он с благоговением. – И к этому не прикасался ни один мужчина?
– Не совсем, – ответила Ева.
– Кто был он? – требовательно произнес Рено.
– Ты, – сказала она просто. – Ты же прикасался.
В тишине, нарушаемой шумом падающей воды, Рено стал мыть Еву до пояса. Он старался не касаться груди, но это было невозможно. Бархатная твердость сосков неотступно манила его. Он снова и снова возвращался к ним, заставляя их гордо восставать под лифчиком.
Не говоря ни слова, Рено подтолкнул Еву под водопад, чтобы ополоснуть ее. Покончив с этим, он снял лифчик и заткнул его за пояс брюк. Затем он нагнулся и провел ладонью по девичьим бедрам, наслаждаясь свежестью и нежностью кожи. Ева легонько ахнула и прильнула к нему.
– Мне не следовало позволять тебе этого, – хрипло проговорила она.
– Я делаю тебе больно?
– Нет… Но… пока что…
– Никогда! – горячо воскликнул Рено, прижимаясь лицом к обнаженной упругой груди. – Никогда впредь не сделаю тебе больно.
Ева не могла отвечать. Видя его лицо у своей груди, она чуть не задохнулась. Кончиком языка Рено стал описывать круги вокруг соска. Он прикрыл губами зубы и легонько потянул за сосок.
Прерывистый вскрик, который издала Ева, не имел никакого отношения к боли. Ее пронизала сладкая молния. Не успела она привыкнуть к этому, как ласка видоизменилась. В Еве поднялось тепло, вытесняя остатки гнева и давая другой выход неконтролируемым эмоциям.
Ева не знала, радоваться ей или огорчаться, когда Рено в конце концов оторвал голову от ее груди и возобновил купание.
– Я давно должен был найти время, чтобы сказать тебе, какая ты красивая, – произнес Рено. – О такой коже, как у тебя, поэты сочиняют сонеты. Я не поэт, я никогда не писал стихов, а вот сейчас мне этого захотелось.
Рено наклонился и коснулся губами одной груди, затем другой.
– У меня не хватает слов, чтобы описать эту красоту.
Кусок мыла скользил поверх панталон, намыливая талию, живот, бедра. Когда мужская рука легла на темный треугольник между ног, Ева испуганно вскрикнула.
– Нет причин волноваться, – пробормотал он. – Разве тебе больно?
Губы Евы дрожали. Она покачала головой.
– Чуть-чуть раздвинь ножки, – сказал Рено, легко трогая бедро Евы. – Позволь мне вымыть тебя всю, и в особенности там, где я виноват.
Он смотрел Еве в лицо, ожидая ее решения.
Ева медленно изменила положение ног, предоставляя ему желанную свободу действий. В молчании, наполненном воспоминаниями о недавнем, он смыл все следы ушедшей в прошлое девственности.
– Если бы можно было забрать назад ту боль, я бы с радостью это сделал, – прошептал он. – Но оставил бы все остальное. Всю свою жизнь я мечтал найти такую страсть.
Ева едва сдержала вскрик, когда пальцы Рено расстегнули панталоны и стали сдвигать их вниз, а сам он оказался на коленях у ее ног.
– Держись за мои плечи, – предложил он хрипло.
Он почувствовал, как дрожат у Евы пальцы, и задал себе вопрос: страх или страсть?
– Подними правую ножку, – попросил Рено.
Давление ее рук на плечи Рено увеличилось. Он освободил ногу от панталон.
– Теперь другую ножку.
Она повиновалась, а затем вдруг замерла от прикосновения его пальцев к обнаженной тайне. Когда он погладил нежные лепестки, сладкая молния пронизала Еву. Она закрыла глаза и перенесла всю тяжесть тела ему на плечи, вцепившись в него дрожащими руками.
– Больно? – спросил Рено, подняв голову.
– Нет, – прошептала она.
– Тебе приятно?
– Этого не с-следовало д-делать…
– Но тебе приятно?
– Да! – горячим шепотом сказала она. – Боже мой, да!
Рено прислонился лбом к животу Евы и издал продолжительный вздох облегчения Он только сейчас понял, как боялся, что Ева ожесточится и замкнется в себе. Именно поэтому он пошел за ней к источнику. Его вел этот страх, а не желание.
– Какие упругие лепестки, – шептал Рено, нежно касаясь ее плоти, – и какие полные… Как крепкий бутон весной… А я ожидал увидеть здесь расцветший цветок, обласканный сотней солнц.
Ева не ответила. Она не могла. Тепло обволакивало ее тело, заставляя забыть обо всем, кроме этого мгновения и человека, который так нежно и сладостно ласкал ее.
Поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, Рено прикасался щеками и шелковой щеточкой усов к девичьему животу и густой рощице под ним.
– Как здесь мягко, – шептал он. – Как тепло и уютно. Раскрой мне свои бедра, сладостная Ева. Позволь мне показать, каким я должен был быть с тобой… Не будет ни боли, ни крови… Одно лишь наслаждение, которого не забыть до смерти.
Закрыв глаза, Ева прислушивалась к сладостным токам, которые рождались у нее между ног от прикосновений Рено. Она предоставила ему полную свободу действий. Шелковистое обволакивающее тепло ошеломило ее, она почувствовала слабость в коленях. Ева издала стон удовольствия и покачнулась, теряя равновесие.