Одуванчик же будто сквозь землю провалился…
Сколько времени мучительно тянулась неопределенность — этого Максим и потом не мог сказать. Единственное, что он утверждал яростно, — словно солнечным светом для него все вокруг залило, когда он увидел капитана Гаврикова, который в сопровождении Одуванчика и еще двух матросов шел по окопу. Шел спокойно, рассказывая матросам что-то смешное; во всяком случае они временами расплывались в улыбке. Но автоматы у матросов висели на груди, а не были закинуты за спину. Выходит, его тревога, его подозрения не совсем напрасны.
А дальше все произошло до обидного просто: капитан Гавриков представился, назвавшись помощником начальника Штаба бригады, и почтительно сказал, что командир бригады просит товарищей поверяющих, когда они закончат работу с этим взводом, на несколько минут заглянуть к нему.
Подполковник выстрелил вопросом:
— Зачем мы нужны командиру бригады?
— Не могу знать, — виновато улыбаясь, развел руками капитан Гавриков.
Когда поверяющие ушли, сопровождаемые капитаном Гавриковым и двумя матросами-автоматчиками, Одуванчик сдвинул на затылок шапку, рукавом шинели вытер потный Лоб и сказал, будто извиняясь:
— Они уже шли к нам, когда я позвонил в штаб. Потому и ждал их, потому так скоро мы и заявились.
Скоро, говоришь? Нет, он, лейтенант Малых, не сказал бы этого…
Остаток дня коротали в землянке, прогревая нутро крутым кипятком, и лениво судачили о том, кто они, эти «поверяющие». И еще — является их сигнал в штаб настоящим проявлением бдительности или игрой в нее.
Первая ночная вахта уже ушла в окопы и на лед залива, все остальные стали поудобнее пристраиваться на нарах, намереваясь вздремнуть, если позволят фашисты, и вдруг гнусаво зазуммерил телефон. Максим, еще сидевший около него, снял трубку и назвал себя.
— Немедленно явитесь к начальнику отдела «Смерш», — подчеркнуто сухо сказал кто-то и поспешил положить трубку.
Максим, хотя и не чувствовал за собой вины, все равно внутренне напрягся.
— Куда на ночь глядя, товарищ лейтенант? — спросил Мехоношин, заметив, что командир потянулся за полушубком.
Можно было сказать, что вызывают к командиру батальона или в штаб бригады, но он выбрал правду. Прозвучал его ответ — матросы приподнялись или даже сели на нарах, запереглядывались. А когда Максим подошел уже к двери землянки, Одуванчик и сказал, шагнув к нему:
— Если вызывают по поводу того гада… Ну, у которого мы патроны на хлеб выменивали… Тут вы, ничегошеньки не знаете. Ни его самого, ни…
— Я действительно не знаю его, — проворчал Максим, в душе довольный, что его задержали почти в дверях, что он как бы не по своей вине чуть-чуть оттягивает тревожащую встречу.
— Вот и крушите их правдой-маткой! — даже обрадовался Одуванчик. — Если потребуется, любого из нас в свидетели вызывайте.
Коротенькая пауза и вовсе неожиданное:
— Того гада вчера убитым нашли. На дороге, что к его складу-берлоге вела.
— А ты откуда такие подробности знаешь?
— Земля слухами полнится, — дипломатично ответил Одуванчик и сразу заторопился, словно боясь, что лейтенант уйдет, недослушав его: — А на нас верной думы не держите, к этому делу мы не успели рук приложить…
— Да, с вами не заскучаешь, — усмехнулся Максим и решительно толкнул дверь плечом.
По дороге к штабу бригады хожено раза четыре, но еще никогда она не казалась ему такой короткой. Настолько короткой, что у входа в нужную землянку он для перекура даже намеревался присесть на пенек, чуть возвышавшийся над снегом. Но, вдруг поняв, что это самое обыкновенное желание затянуть время, мысленно выругался, излишне решительно постучал в дверь и, войдя в землянку, почти зло доложил:
— Лейтенант Малых прибыл по вашему приказанию!
6
В землянке за обеденным столом, перекочевавшим сюда из какой-то опустевшей квартиры, сидели только капитан Гавриков и незнакомый штатский. Случайно или нарочно так было сделано, но лицо человека в штатском еле высвечивалось расплывчатым беловатым пятном.
— Заходи, Малых, заходи, — вполне доброжелательно ответил капитан Гавриков, даже вышел из-за стола, даже руку протянул.
— Мáлых, товарищ капитан, Мáлых, — поправил его Максим, уже зная те фразы, какими они сейчас обязательно обменяются.
Действительно, не смутившись даже самую малость, капитан Гавриков проворчал:
— Не будем мелочиться из-за какого-то одного ударения.
— И вовсе это не мелочь, а существенная деталь: своим ударением вы совсем других родителей мне приписываете.