Исаев коротко, непривычно официальным и строгим голосом передал по рации:
— Автобус встретил. Следуем к вам. На месте ли Еланцев?
Последним своим вопросом Исаев как бы лишний раз давал понять, что едет с Макарычевой, которую должен по всей форме допросить именно следователь прокуратуры. Да, вспомнил Чекалин, он ведь еще не знает того, что, по меткому замечанию Аркаши Сычева, мы «пустырь тянем», скорее всего, пустырь; он еще надеется, что в руках Макарычевой все начала и все концы нашего розыска…
В ожидании Макарычевой Чекалин невольно стал думать о ней. Запомнилась она ему особой — одновременно наглой и угодливой, смотря по обстоятельствам. А нюх на обстоятельства, нужно тут отдать ей должное, редчайший у нее, в этом смысле — с самым чувствительным осциллографом с успехом может потягаться. Шесть лет назад главным ее занятием было оптом скупать у заезжих купцов дары знойного юга, а потом самой становиться у рыночного прилавка и, хоть на полтинник, хоть на гривенник, а подороже продать; едва ли сегодня она переменила свои повадки…
…Появилась Макарычева. Непривычно тихая, кроткая, даже благостная; на лице — выражение обиды за незаслуженно нанесеннное оскорбление. Увидела Чекалина — зырк глазом:
— И вы здесь? Здрасьте!
— Здравствуйте, Анастасия Егоровна.
Заметила Еланцева — пелена печали в глазах.
— Вы — тоже?.. Здрасьте! — И — сразу взвилась, с места взяла немыслимо крикливую ноту:
— Не имеете права!
Ничего нового, все в ее обычном стиле…
— Что вы имеете в виду? — спросил Чекалин.
— В тюрьму сажать — вот что!
— С чего вы взяли, Анастасия Егоровна? И в мыслях такого не держим.
— А чего ж тогда посреди дороги из автобуса честных людей выковыриваете, чего? Тоже, моду взяли!
— Побеседовать нам с вами требуется, Анастасия Егоровна, — объяснил Еланцев. — По душам поговорить.
— А у меня спросили — хочу я с вами говорить? Спросили, да? Да я до самого главного прокурора дойду — чтоб знали, как с честными гражданами обращаться?
Так до бесконечности может продолжаться, раз села на своего конька! Нужно немедленно сбить ее с этого базарного тона…
— Гражданка Макарычева, — нарочито понизив голос, сказал Чекалин, — послушайте меня внимательно. Этот товарищ, возможно, вы позабыли, — старший следователь областной прокуратуры Еланцев. То, что происходит сейчас, называется допросом. Допрос вас в качестве свидетеля. Вы предупреждаетесь о том, что в случае дачи ложных показаний или отказа от дачи показаний вы будете привлечены к уголовной ответственности по статьям 181 и 182 Уголовного кодекса. Вы поняли меня.
— А я что? Я ничего, — тотчас обрела она чувство реальности. — Я разве что говорю? Ясное же дело, не станут люди зря беспокоиться…
— Вопрос первый, — сказал Еланцев. — Откуда вы ехали на автобусе?
— От Гафки, — не замедлил последовать ответ. — Агафья, значит. Сестра родная. Муж у ней при деле хорошем, в автосервисе. Хорошо живет, богато. Денег куры не клюют.
— Сколько времени вы были в гостях?
— Считай, что всего ничего. Сегодня что у нас? Пятница? А я в прошлую среду поехала. Сколько это? — Стала загибать пальцы. — Десять дён и то не выходит. Потому как день туда да день назад потратился.
— Скажите, свидетельница, была ли у вас, пока вы гостили у сестры, какая-либо связь с кем-нибудь из проживающих в нашем городе?
Макарычева вытаращила глаза от удивления:
— С кем это у меня связь могла быть? С Эльвиркой, паразиткой доченькой моей, что ли? Да глаза бы мои вовек ее не видели!
— Хорошо. А что во время вашего отсутствия случилось с вашим зятем?
— С каким еще зятем? — насторожилась Макарычева.
— Вам виднее, с каким.
— Нет, с каким, с каким?
— С тем зятем, который три дня назад убил таксиста.
Макарычева с лица даже спала. Перекрестилась истово:
— Неуж и вправду убил?!
— Будто не знаете.
— Что ж это делается, граждане-товарищи? — зарыдала в голос Макарычева. — Ну, не зараза ли, Гафка-то моя? Вот и верь после этого людям! А еще — родная кровь, называется! Я ведь, родненькие, все выдумала!