Словом, те, кто видит в таможенном налоге только вздорожание товаров и расход потребителей, мало видят или мало знают. Есть условия для обратного явления, т. е. для понижения цен — вследствие таможенного обложения, сколь ни парадоксальным на первый раз кажется подобное утверждение. Если таможенное обложение отвечает товару, для производства которого в стране есть все условия, данные природой (т. е. рабочая сила, изобилие сырья и т. п.), то таможенное обложение, защищая начало производства и вызывая внутреннюю конкуренцию, ведет к увеличению производства товара, для общего потребления надобного, и чрез увеличение предложения приводит не к повышению цен, а к их понижению. Отсюда уже вытекают прямо некоторые следствия в отношении к таможенным пошлинам; но помедлим переходить к ним, а закончим наше изложение основных понятий, касающихся протекционизма и свободной торговли.
Начальная форма протекционизма стремится к тому, чтобы в стране развились все отрасли промышленности, удовлетворяющие потребностям жителей, а потому облагает почти все ввозимое из чужих стран высокими пошлинами или в крайних случаях даже просто запрещает вход чужеземному соперничеству. Примеров удачного протекционизма этого рода очень много; лучшим же примером может служить английское кораблестроение. Но есть и неудачные примеры, происходящие чаще всего оттого, что производство облагаемого предмета не отвечает в данной стране ее современным ресурсам и другим пошлинам. Если бы обложить, например, в стране пряжу, в ней не производимую, высокой пошлиной, а ткани, для которых применяется пряжа, впускать с меньшей пошлиной, то очевидно, что производство пряжи, несмотря на покровительство, не имело бы возможности развиваться. Если страна не имеет ни своего леса, ни своего железа, а они были бы обложены и их надобно было бы ввозить из других стран, то кораблестроение не развилось бы от одной протекционной пошлины, стали бы просто пользоваться чужими кораблями. От подобных несоответствий очень часто первичный протекционизм не служит к достижению цели. Необходимы последовательность и обдуманность в мерах протекционизма, чтобы они приносили желаемые плоды. Первичный же протекционизм без дальнейших рассуждений прямо и просто облагает чужеземное ради того, что его можно производить в стране.
Такой протекционизм не только не чужд монополизма, но очень к нему близок и очень часто ведет к его развитию в той или иной форме, чаще же всего потому, что потребность в данном товаре невелика, он облагается большой пошлиной и дает одному или нескольким внутренним производителям столь большие барыши, что они получают возможность убивать всякую вновь рождающуюся внутреннюю конкуренцию, а потому могут внутри страны держать высокие цены на производимый товар, лишь бы он распространялся в стране и не привозился из чужих краев. Если протекционизм ведет к подобной внутренней монополии, то выходы от него для страны малы и случаи такого протекционизма наиболее вредят популярности протекционных мер. Правильный, разумный протекционизм должен быть далек от подобных обложений, дающих одну дороговизну.
Но протекционизм, как все положительное и исторически применявшееся, может изменяться, улучшаться и совершенствоваться, а потому кроме первичной формы, легко и часто ведущей к монополизму, представляет и другие формы. Заметим здесь, что свободная торговля, представляя отрицательную форму действия, сама по себе не подлежит изменению. Она одинакова в своей свободе у дикарей, близких к первобытному, безгосударственному состоянию, и в самых совершенных формах человеческих отношений. Не скажу, чтобы это был ее недостаток, но это ее внутреннее свойство, наводящее на мысль о том, что между первичной свободой торговли и окончательной, которую и защищают, должен встать протекционизм.
Протекционизм вторичный чаще всего можно назвать охранительным, потому что, не заботясь вовсе о вывозе новых видов промышленности, он назначается обыкновенно для ограждения уже существующих производств от соперничества в цене или от подавляющей массы иностранных товаров того же рода. Так, множество стран Европы облагает ныне хлеб ввозной пошлиной для того, чтобы иностранный, как более дешевый, не мог убивать столь коренного промысла всех стран, каково земледелие. В Англии ее цветущее когда-то разведение хлебов можно считать убитым фритредерством; хлебные поля Англии превращены в луга и выгоны или служат для массового разведения хмеля и тому подобных растений и только в особо благоприятных условиях засеваются хлебами. Фритредеры хотели все страны уверить, как уверили Англию, что выгоднее получать хлеб чужих стран, сбывая им продукты заводов и фабрик, но такому началу мало кто поверил или поверили, да увидели, что от того проигрывают, особенно когда оказалось, что Северо-Американские Соединенные Штаты и Россия, т. е. главные отправители хлеба, стали развивать с помощью протекционизма свою внутреннюю промышленность, а потому сбыт фабрично-заводских продуктов в обмен на хлеб стал ограничиваться отдаленными странами. В своем применении охранительные пошлины чаще всего относятся только к готовым товарам, а не к природному сырью, служащему для их добычи, и притом охранительные таможенные пошлины назначаются в таком лишь размере, чтобы соперничество чужеземных товаров было стеснено, но не совершенно уничтожено. Ничего не запрещают, но многое облагают. Ныне большинство стран Европы соединяет в таможенных своих тарифах интересы фискальные с охранительными, и этой комбинации нельзя отказать в целесообразности. Но, ставя защиту хлебопашества во главу тарифа и только охраняя существующие уже развившиеся в стране производства, охранительная промышленная политика большинства европейских стран, очевидно, может быть пригодной только для них, уже успевших развить ранее свою фабричную и заводскую промышленности, и никаким образом не может составить средства всеобщего, так как для стран, вывозящих хлеб и не имеющих развитой фабрично-заводской промышленности, очевидна непригодность указанного способа. Если такие страны имеют избыток хлеба и его вывозят, значит, им охранять его производство таможенными пошлинами нет надобности, а если в них нет развитых видов заводской и фабричной промышленности, то и для них не надобно охраны от соперничества. Следовательно, протекционизм рассматриваемого сорта, будучи пригоден для некоторых стран, для других был бы мерою бесплодной и неправильной. Если такие страны, промышленностью не обзаведшиеся, будут держаться политики свободной торговли, то они, очевидно, будут поставлены в условия совершенно иные, чем страны, подобные Англии, в которых промышленность развилась при протекционизме, и ничто не будет побуждать такие страны установить у себя какие-либо виды промышленности, еще не существующие в стране, потому что свои потребности такие страны могут удовлетворить из производства чужеземного. А потому подобные страны ни при охранительных таможенных пошлинах, ни при свободной торговле, т. е. при одних фискальных пошлинах, не будут развивать своей промышленности, или они не будут спрашивать продуктов развитой промышленности, не будут в ряду других народов, дошедших до потребности в многосложных продуктах промышленности, или встанут в явную экономическую зависимость от промышленных стран, если, развив свои потребности, будут спрашивать от них множество товаров, производимых развитой промышленностью. То и другое должно рано или поздно принизить народ и, следовательно, поведет к войнам и всяким другим безурядицам, задерживающим развитие человечества. Притом принятым нами исходным положениям противен такой порядок вещей, при котором часть государств и народов будет вносить в общую жизнь все, что может взять от природы и произвести из ее даров на заводах и фабриках, а другая часть будет вносить только то, что прежде вносила, не имея фабрик и заводов как орудий и результатов человеческого развития. Если же представить себе, что ныне же все страны мира сразу согласились бы держаться свободной торговли, то произошло бы в конце концов полное рабство земледельческих народов, т. е. порабощение их промышленными, несмотря на то что первых меньше, чем вторых. Это сопровождалось бы, вероятно, тем, что промышленные народы прекратили бы свое земледелие и усилили бы другие виды своей промышленности. Предложение хлеба было бы большим, потому что все многочисленные земледельческие страны должны были бы всеми способами искать продажи хлеба, так как на него они должны были бы покупать все другое, что производят промышленные страны и что по мере развития все народы спрашивают все в большем и большем количестве. Вспомним только наши расходы на хлеб и сопоставим их с другими нашими тратами. Развить же у себя свою промышленность земледельческие страны не имели бы никакой возможности при полной свободе торговли, потому что иностранные промышленные их конкуренты сознательно губили бы всякие зачатки таких предприятий. Произошло бы понижение меновой ценности хлеба, и только истощение земель и увеличение населения положило бы преграду, ко дню которой земледельческие страны были бы в таком упадке, что пришлый народ, хотя бы дикий, легко бы их покорил. Так гибли римляне. Потеря самостоятельности индейскими и среднеазиатскими народами, в сущности, зависит от того же отсутствия в них иных развитых промышленностей, кроме земледелия. Подражая Тюнену, я бы мог развить эти воображаемые отношения, но не делаю этого, потому что полагаю, что читатель дополнит картину сам, и только замечу, что падение современных цен на хлеб есть один из фазисов довольно широкого приложения начал свободной торговли. Оно очень выгодно для стран промышленных, но не только влечет за собой ослабление стран земледельческих, подобных России, но и приводит к тому, что хлебное земледелие становится всюду маловыгодным как для предпринимателей, так и для рабочих. Всюду, особенно же с почина Франции и Северо-Американских Соединенных Штатов, начинают понимать это, начинают держаться протекционизма, и если он будет применяться настойчиво, хлебные цены поднимутся, земледельческий труд станет лучше вознаграждаться и в мире наступит новый порядок более равномерного развития всех стран без ущерба какой бы то ни было. В ином месте я докажу, что при современных ценах на хлеб, железо, ткани и даже каменный уголь средняя поденная рабочая плата хлебопашца, заключенная в рыночной цене хлеба, много, а именно более чем в два раза, ниже такой же средней поденной платы углекопу или за переделку хлопка в ткани, руд в железо. Это так глубоко влияет на современное состояние всех международных отношений, что заслуживает полного всеобщего внимания, а для нас, русских, это живой вопрос, важнее которого другого и быть не может.