Ерофей Трофимов
Толмач
© Ерофей Трофимов, 2025
© ООО «Издательство АСТ», 2025
…Палящее южное солнце брызнуло в глаза ярким сполохом полуденных лучей, и Егор невольно зажмурился, опуская голову, чтобы уберечь глаза от куриной слепоты. Так что, откуда взялся этот обкуренный смертник, он так и не понял. Только когда в глазах перестали плясать зайчики, он вдруг сообразил, что смотрит в рожу этому ненормальному, сжимая в руках автомат. Раскинув в стороны руки и улыбаясь какой-то дурацкой улыбкой, шахид вскинул голову к небу и, брызгая слюной, прохрипел:
– Аллаху акбар!!!
– Ложись! – раздался вопль откуда-то из-за увала, но Егор понял.
Не успеет. Ничего не успеет. Ни выстрелить, ни лечь. Но тело решило действовать без участия мозга. Так иногда бывает, когда на размышления уже нет ни секунды, а опасность настолько реальна, что подсознание опережает действием мысль. Согнувшись почти пополам, Егор прыжком попытался скрыться за углом дома, и в то же мгновение раздался взрыв. И с этого момента время словно остановилось.
Уже падая на красноватый песок, он каким-то краем сознания успел засечь вспышку, грохот и визг разлетающейся шрапнели, которой был начинен пояс этого обкуренного подонка. Далее наступила темнота. Егор даже не запомнил, как ударился о землю. Только темнота и тихий, едва различимый звон в ушах…
– Господи, прими душу раба твоего, безвинно убиенного дитяти… – разобрал он, едва начав хоть что-то ощущать.
Слух почему-то проклюнулся первым, хотя после взрыва это несколько удивило. А потом, вместе с этим странным бубнежом, навалилась боль. Долгая, непрерывная, выматывающая. Болело все, казалось, даже волосы на голове и те болят.
«Твою ж мать! – мысленно простонал Егор, делая слабую попытку обрести контроль над собственным организмом. – Неужели пронесло? Да нет, быть такого не может». После того взрыва, да еще и с кучей шариков вместо шрапнели, нереально. Тогда почему мне так хреново? «Блин, я же, даже если выжил, все одно полный инвалид. Овощ, иначе не скажешь. Господи, да заткни ты ее уже. Достала бубнить над ухом», – взмолился он, понимая, что от этой бесконечной молитвы у него голова начинает просто раскалываться.
– Пить, – попытался произнести он, пересохшим ртом.
– Царица небесная! Неужто живой?! – ахнул рядом другой голос.
– Допился аспид, – тут же раздалось в ответ. – Откель живой-то?
– Да сама глянь, вон, губами шлепает. Небось, сказать чего хочет.
– Да чего ему теперь говорить-то, с головой пробитой и ножом в брюхе? Сам глянь, кровищи-то вытекло.
– Пить, – собравшись с силами, попытался повторить Егор, одновременно стараясь повернуться в сторону голоса, заметившего его попытки.
– Господи, и вправду живой, – ахнули чуть дальше, и тут же послышалась решительная команда: – Акулина, воды принеси и тряпицу чистую. Нельзя ему теперь пить. Губы смочить надобно. Да быстрее ты, кулёма!
Рядом послышались звуки какой-то суеты, а после в лицо ему ткнулась какая-то мокрая тряпка. Сообразив, что на большее рассчитывать не приходится, Егор принялся хватать ее губами, чтобы получить хоть немного влаги. Пить хотелось неимоверно. Вскоре, когда во рту появилась хоть какая-то влага, ему протерли лицо, и тот же голос скомандовал:
– Аким, запрягай кобылу. И шибче, шибче давай. И соломы в телегу подложить не забудь. В город его повезешь. Да шевелитесь вы, увальни.
– А надо ли, Лука Игнатьич? Все одно ведь помрет, болезный. К чему зазря мучить вьюноша? – с сомнением проворчал непонятно кто.
«Я еще тебя переживу, ворона», – мысленно огрызнулся Егор, делая очередную попытку открыть глаза.
– Ума лишился? – зло отозвался тот, кого назвали Лукой. – Сказано, запрягай. А станешь кобениться, я тебе лично рыло набок сверну. Коль уж суждено ему помереть, то не здесь. Шевелись, сказано.
– От надо оно, кобылку зазря гонять, – пробурчали в ответ, а дальше послышались неторопливые шаркающие шаги.
– Лицо ему оботри как след, – продолжал распоряжаться тот самый непонятный Игнатьич. – И губы смачивай. Руды много вытекло, вот жажда и давит. Да аккуратнее ты, кулёма.
– Неужто и вправду выживет? – робко произнес женский голос.
– Как бог даст. Да только я так мыслю, паренек он крепкий, и коль головную кость не проломило, то даст бог, и оправится. С ним поедешь. И главное, ножа не трогать. Пусть его дохтур в городе вынимает. Здесь жди. Сейчас буду, – добавил этот непонятный командир.
Спустя несколько минут рядом с Егором раздались тяжелые шаги и кто-то, тяжело сопя, принялся что-то делать. Что именно, он так и не понял. Глаза почему-то отказывались открываться. Впрочем, и все остальное тело не желало отзываться на его потуги хоть как-то пошевелиться. Шебуршание рядом прекратилось, после чего его ухватили за одежду и принялись осторожно перетаскивать. Куда, зачем, он так и не понял. Догадался только, что несли, чтобы куда-то везти.