– Если вы согласитесь изменить свое отношение к делам жандармов, то вам выплатят десять тысяч рублей на ассигнации. А в случае, если согласитесь помогать тем господам, то выплаты будут в золоте, – нарушив затянувшееся молчание, тихо произнес граф.
«Он что, действительно думает, что я в это поверю?» – охнул про себя Егор.
– Что вы молчите, юноша? – поторопил его Бутурлин.
– Пытаюсь понять, до какой еще низости вы готовы дойти, – устало вздохнул парень, укоризненно качая головой. – Мой ответ вы уже слышали. Я стану делать только то, что сам сочту нужным. Хотите войны? Вы ее получите. Честь имею, – поднявшись, щелкнул Егор каблуками и, развернувшись, широким шагом вышел из зала.
Выйдя на улицу, он жестом подозвал к себе казака и, чуть улыбаясь, принялся тихо ставить ему задачу. Внимательно выслушав его, Архипыч коротко кивнул и, развернувшись, направился куда-то к перекрестку. Сам же Егор, подойдя к карете, задумчиво огляделся и, чуть подумав, поинтересовался у кучера:
– Никита, ты не знаешь, где тут правильно кофе варить умеют? Может, слышал от кого?
Особо любителем этого напитка парень не был, но сейчас ему нужно было хоть немного взбодриться. Спиртного после контузии он старался не потреблять, да и по возрасту еще не полагалось, а вот крепкий кофе сейчас был бы в самый раз. Кучер, рана которого и вправду оказалась не опасной, простецким жестом почесал в затылке и, оглядевшись, озорно усмехнулся:
– Погодите малость, барин. Вмиг все узнаю, – пообещал он, соскальзывая с козел.
Перебежав дорогу, он подошел к кучеру-лихачу, высадившему какую-то пару, и принялся о чем-то с ним негромко советоваться. Лихач, внимательно выслушав его, чуть помолчал, а после принялся что-то подробно объяснять. Выслушав его, Никита кивнул и, быстро вернувшись, с улыбкой доложил:
– Поехали, барин. Есть местечко доброе. Вмиг домчу.
– Ловко сообразил, – одобрительно усмехнулся Егор, забираясь в салон. – Ты только не гони шибко. Нам часа через три надо будет сюда вернуться. Дядьку забрать.
– Спроворим, барин, – усмехнулся кучер, одной рукой управляя упряжкой.
Минут через пятнадцать карета остановилась у крыльца приметного заведения, и кучер, спрыгнув с облучка, бодро доложил, распахивая дверцу:
– Извольте, барин. Тут, сказывают, самое доброе кофие варят. Лихач сказывал, господа в сие заведение особо ездят.
– Благодарствую, голубчик, – кивнул Егор, выбираясь на мостовую.
– Отдыхайте, барин. Я вас туточки дождусь, – заверил кучер, старательно закрывая карету.
– Вон, там трактир какой-то. Ступай, сам перекуси или чаю попей, – кивком головы указал Егор в сторону замеченного заведения. – Вот, возьми, – протянул он кучеру рубль.
– Не надо, барин, – вдруг отказался Никита. – Вы и без того мне добре денег заплатили, – пояснил он, пряча руки за спину. Словно обжечься опасался о предложенные деньги.
– Не дури, – фыркнул парень. – Ты мне служишь, значит, мне и расход нести. Бери и не городи глупого.
– Благодарствую, барин, – взяв купюру, поклонился Никита.
– Зови меня по имени, – чуть подумав, попросил Егор. – Все, ступай, – закруглил он разговор и, поднявшись по ступеням, вошел в широкое, светлое помещение кофейни.
По дневному времени народу тут было не много. Пара мужчин что-то тихо обсуждали, попивая напиток. Семья из четырех человек лакомилась сладостями, и богато одетая женщина, рядом с которой сидела юная девушка. Эти пили кофе, закусывая его каким-то пирожным. Выбрав столик, Егор уселся у окна так, чтобы видеть свою карету, и, повернувшись к подошедшему половому, негромко произнес:
– Кофе по-турецки с шербетом.
– Сей момент, сударь, – коротко поклонился официант и исчез, словно испарился.
Спустя несколько минут он вернулся с подносом и принялся расставлять все заказанное. Благодарно кивнув, Егор поднес крошечную чашечку к носу и, вдохнув аромат напитка, одобрительно хмыкнул. Судя по запаху, сварен кофе был правильно. Отпив крошечный глоточек, парень глотнул холодной воды и, проглотив смесь, ложечкой подцепил кусочек шербета. Только теперь он вдруг понял, что разговор с графом крепко взвинтил ему нервы.
Прожевав лакомство, парень устало вздохнул и, покачав головой, про себя выругался: «Блин, знал бы, что князь его отпустит, сам бы в том лесу прикончил. Шкура продажная».