Я постаралась взять себя в руки и спокойно озвучила свой заказ.
— Одну с ветчиной и сыром, одну просто сырную, и с ананасом еще.
У обоих раскрылся рот от удивления. Не многовато я заказала? — Нет, не думаю.
— И побыстрее, не хочу долго ждать, — запихиваю меню в руки официантке и даю знак глазами, чтобы она свалила. Напрягает.
Рик все молча смотрел и только позже решил обратиться ко мне. Задумчивый он какой-то.
— Как давно ты знаешь Джарвеса? — его глаза зорко уставились на меня.
— Нас познакомили, когда мне исполнилось семь лет. Общались тогда очень хорошо. А потом мама увезла меня в другое место. Сейчас снова все нормально.
Минута молчания.
— У него сильный характер. Он с особым рвением тренируется. Такое ощущение, будто футбол — это его мир.
— Может быть. Это же хорошо, что есть то, что ему нравится.
— Да. Но ведь он не один такой…
Он все продолжал говорить о Джарвесе, хотя позвал на свидание меня, а не его.
— А что если у него отобрать эту возможность? Сломается, ведь так? Все люди слабые… — задумчиво посмотрел на меня, ожидая ответа. Он стал каким-то не таким. Где милый парень, что был до этого?
Теперь становилось страшно.
— Зачем ты все это говоришь? — чуть громче спрашиваю его. Что за загадки?
— Не волнуйся. Это лишь интерес. Лучше ответь на вопрос, — и потребовал, схватив за руку. Сильно сжал и продолжил бегать бешенными глазками по моему лицу.
— Он справится. Он сильный, — попыталась освободиться, но не вышло.
— Так и думал. Нужно придумать что-то посильнее, — выдает парень. Отпускает руку и меняет выражение своего лица на прежнее. — А вот и заказ. Приятного аппетита.
Официантка поставила еду и ушла.
Не понимая, что до этого произошло, запихиваю четверть пиццы в рот и начинаю жевать. Еда такая вкусная, что живот блаженно мурлычет. Но я все равно не свожу глаз с парня, внимательно следя за ним. У него что ли раздвоение личности? Что за псих на меня повелся?!
Ем, пыхтя и злясь, что в этот раз осталась в дураках.
— Извини, что напугал тебя. Не волнуйся и ешь побольше… жирная свинья.
От услышанного еда выпадает изо рта. Мне не показалось?!
— Что? Плохо расслышала? Могу еще раз повторить! — кидает со звоном вилку. — Думала, что заинтересовала меня? Я не из-за симпатии с тобой сижу здесь, и к тому же не ведусь на таких, как ты. В моей постели оказываются только лучшие из лучших.
Руки начинают трястись, рот то закрывается, то открывается. Трудно совладать со своими эмоциями, когда сердцу сделали больно. Я не заплачу при нем, потому что обещала никогда не плакать при других, пока я в таком теле, пока я слабая, и каждый может пробить мою защиту.
— Я не свинья, толстая — да. И ты не можешь надо мной насмехаться.
— И кто мне запретит? Мне никто не указ, — откидывается на спинку и нагло ухмыляется.
— Я! Я запрещаю! — вскрикиваю и поднимаюсь на ноги. — На себя сначала смотри. Ты отвратителен. Если бы сразу показал свое истинное лицо, ни за что бы не согласилась пойти с тобой на свидание!
Он тоже поднимается.
— Заткнись, дура толстая! Как же бесишь, еле вытерпел час с тобой!
— Сам молчи! — опускаю руку в тарелку и сминаю кусок пиццы в ней, пока он не видит.
— Никто никогда не переспит с тобой, только в состоянии очень сильного алкогольного опьянения, — заржал Рик, чуть прикрывая глаза.
И даже не заметил, как моя правая рука запихнула ему комок еды в рот. Он несильно подавился. Жаль, лучше бы умер и в мире стало бы на одного гада меньше.
Парень закашливается и начинает плакать от боли, раздирающей его мягкое горлышко. Неженка. Такому не выжить в тюрьме, где каждый норовит поставить тебя на четвереньки.
— Тварь… — зло выплевывает все.
И удар по щеке.
— Жирная …
И удар в плечо, заставляющий его повалиться на пол.
Нокаут.
Люди уже не просто смотрели на нас. Они мчались за охраной, дабы они успокоили сумасшедшую женщину, то бишь меня.
Чувствую, как заламывают руки за спину, и не сопротивляюсь. Всю злость, сидящую внутри себя, выпустила. И стало легче. Но ненадолго. Я понимала, что скоро меня накроет истерика, ведь не была такой сильной, как хотела бы. Я всегда заставляла себя казаться такой.