— Не знаю… Вообще-то я, скорее, пытался разобрать смысл по движению губ. Мне казалось, что ты говоришь «коммунист».
— Вот видишь — казалось. Значит, ты не был уверен полностью?
— В том-то и дело. — Он честно пытался восстановить в памяти весь эпизод. — Нет, пожалуй, я не был уверен. Вернее сказать, это я теперь уже не уверен: мог и перепутать.
— Спасибо тебе, Владек, — сказал я тихо. — Ты и не представляешь, как мне нужно, чтобы ты поверил. Я не вру.
— Да ладно уж! — Он улыбнулся какой-то вымученной улыбкой. — Раз так получилось, то чего тут толковать.
Он повернулся к выходу, но я придержал его.
— Если хочешь… я пойду к твоему отцу. Объясню ему, как было дело. Скажу, что я во всем виноват.
— Да нет, не нужно. — Он махнул рукой. — Баська все это как-нибудь утрясет — она знает, как нужно разговаривать с моей мамой. Ну а теперь — пока!..
И я остался один. Прислонившись пылающей щекой к оконному стеклу, я постоял так, наслаждаясь его приятной прохладой.
Велосипед уже недели три стоял заброшенный в сарайчике. Я на нем не катался. Яцек — тоже. Это надо было как-то решить.
Столкнувшись случайно с Яцеком на лестнице, я заметил, что он чувствует себя неловко.
— Привет, — сказал я ему как ни в чем не бывало. — Хорошо, что мы встретились. Нужно решить с велосипедом.
Мы вышли во двор.
— Можешь кататься на нем сколько хочешь, — сказал он, стараясь подделаться под мой тон. — Мне он уже надоел.
— Нет, так не пойдет, — усмехнулся я. — Велосипед общий, тут уж ничего не поделаешь. Предлагаю пользоваться им по неделям: одну неделю ты, а другую я. Идет?
— Можно и так, — вяло согласился он. — Мне все равно.
Ему явно не терпелось поскорее закончить этот разговор. Он вертелся и так и сяк, избегая встретиться со мной взглядом. А я никак не мог избавиться от недоумения: неужели какой-нибудь месяц назад этот парень был моим лучшим другом? Казалось, передо мной стоит его двойник, какой-то удивительно похожий, но совершенно другой человек. Я даже поймал себя на том, что все время думаю о Яцеке в прошедшем времени: так думают о давно умершем или навсегда уехавшем человеке. С жалостью, с грустью, но без особой боли. Я достал из кармана монетку и подбросил ее вверх.
— Орел! — крикнул Яцек.
Мы одновременно посмотрели на землю: монета лежала решкой кверху.
— Первая неделя моя, — сказал я.
Подобрав монетку, я хотел идти. Я договорился с Маем о встрече. Мы должны были сыграть несколько партий в шахматы, мне очень понравилась эта игра, и я уже делал некоторые успехи. Май ждал меня у себя дома.
— Мацек!..
Я неохотно приостановился. Мне не очень-то хотелось рассусоливать с Яцеком.
— Ты можешь вообще взять этот велосипед — насовсем… Мне он не нужен. Хочешь?
Я почувствовал неприятный привкус во рту, как будто раскусил что-то горькое.
— Нет, не хочу, — отозвался я. — С меня хватит и каждой второй недели.
— Мацек, послушай!.. — Он снова попытался задержать меня. — Здесь мы ведь можем по-старому быть друзьями… как раньше… так ведь?
Я деланно рассмеялся:
— Здесь!.. А в школе, значит, будем делать вид, что не знаем друг друга! Да? Тебе бы так хотелось?
Яцек молчал. Может быть, у него случайно вырвались слова, подлинный смысл которых он только сейчас по-настоящему понял и тут же жутко покраснел. Но меня все это уже не очень трогало — я торопился на встречу с Маем и хотел вообще поскорее закончить этот разговор.
— Привет! — коротко бросил я. — До вторника велосипед мой, а потом твой черед.
Май жил недалеко — в двух кварталах от нас. Я мигом вбежал по крутой лестнице, ведущей к их квартире, и так запыхался, что пришлось постоять с минуту под дверью, чтобы хоть немного отдышаться. Шахматные фигуры уже были расставлены на доске. Май пожал мне руку, и мы начали игру.
Сегодня мне явно не везло. Я получил три мата подряд, а последний — на седьмом ходу.
— Это так называемый детский мат, — с улыбкой пояснил Май. — Но не вешай головы — ты ведь только начинаешь играть.
— А я и не огорчаюсь, — возразил я. — Вчера я у тебя выиграл. Посмотришь, что будет через неделю.
Он только улыбнулся. «Опять расхвастался», — подумал я, как всегда с опозданием, и пробормотал:
— Извини…
Но он сделал вид, что ничего не заметил.
— А как дела на заводе? Поджигателей поймали?
— Пока нет, — сказал я. — Но отец говорит, что милиция напала на след. Скоро этим бандитам крышка.
Май задумался, нахмурив лоб. Только сейчас я обратил внимание на его глаза: огромные, темно-карие, глубокие, с черными густыми и очень длинными ресницами. Такие глаза я видел раньше только на фотографиях кинозвезд у кинотеатра «Радуга».