— Арский, — вызвал он. — Встань.
Арский поднялся. Поправляя очки, он с невозмутимым видом вглядывался в преподавателя.
— Стиль неплохой, — произнес Ус. — Грамматических ошибок тоже нет… Он сделал паузу. — Твоя работа почти ничем не отличается от сочинения Меринга. Целые предложения повторяются слово в слово. Ты списывал у него?
Арский с минуту молчал, плотно сжав губы.
— Пан учитель, — сказал он наконец. — Списывал не я, а Меринг. Не я у него, а он у меня.
В классе воцарилась тишина. «Мог ведь он как-то извернуться, — лихорадочно думал я. — Ну придумал бы что-нибудь. Вот свинья. Засыпал товарища глазом не моргнув».
— Возьми тетрадь, — сказал Ус. — Двойка. И ты, Меринг… — Он вытащил из стопки новую тетрадь, что-то зачеркнул в ней и написал заново. — Тоже двойка.
— А мне за что?.. — Арский, не договорив, как-то странно дернулся. За момент до этого я заметил, как что-то белое промелькнуло в воздухе. Старкевич выстрелил в него из резинки туго скрученной бумажкой и угодил прямо в шею.
— Что там еще? — спросил учитель.
— Кто-то выстрелил в меня, — жалобно протянул Арский, показывая поднятую бумажку. — У Коваля есть рогатка, пан учитель…
— Коваль, ты стрелял? — спросил полонист.
— Я. — Витек с готовностью поднялся.
Я не мог прийти в себя от изумления: я ведь точно видел, что он не стрелял. В тот же момент встал Старкевич.
— Это я выстрелил, пан учитель.
— Неправда. Я. — Меринг даже показал полонисту свою резинку.
— Я…
— Я…
Ус нахмурился, но было видно, что он с трудом сдерживает улыбку.
— Всем немедленно сдать резинки, — приказал полонист неестественно суровым голосом. — Кладите их сюда, на кафедру.
Ребята послушно потянулись к кафедре, складывая в кучу узкие, вырезанные из немецких противогазов полоски резины. Ус скатал их плотным комом и сунул в карман.
— Чтобы я больше не видел ничего подобного, — произнес он уже привычным тоном и потянулся за следующей тетрадью. — Бубалло, пора бы тебе уже запомнить, что слово «редко» пишется через «д». Три. Барциковская — четыре. Флюковская — четыре.
Наконец пришел мой черед. Я затаил дыхание. Ус раскрыл тетрадь и быстро перелистал.
— Лазанек, — сказал он, — мне очень понравилась твоя работа. Сочинение написано искренне, без претензий и на этот раз без орфографических ошибок. Ставлю тебе пятерку.
Я покраснел, как девчонка, и, стараясь не глядеть по сторонам, направился к кафедре за тетрадью. Шир получил тройку с минусом: его тетрадь пестрела красными пометками. На мою пятерку он уставился с выражением тупой зависти.
Перемена. Коваль сразу же подошел к Арскому и, ухватив за плечо, заставил подняться с места. Арский скорчил жалобную рожу, как бы собираясь разреветься.
— Чего цепляешься?..
— Я не цепляюсь, — мрачно возразил Коваль. — А ты знаешь, что такое темная?
Арский что-то бормотал, безрезультатно пытаясь высвободить руку.
— Темная — это когда лупят по-настоящему, — объяснял ему тем временем Коваль. — Доносчиков бьют. Улавливаешь?
— Пусти, больно… — хныкал Арский.
— Улавливаешь? — повторил вопрос Коваль. Лицо его странно побелело, а брови сошлись у переносицы.
— Улавливаю, — простонал Арский.
Коваль отпустил наконец его руку, а свои мощные кулаки поглубже спрятал в карманы.
— Не нравишься ты мне, — процедил он сквозь зубы. — Потому что ты трус и доносчик. Так или нет? Прав я?
Арский молчал.
— Говори. Прав я или нет?
— Прав… — почти шепотом согласился Арский.
Коваль пренебрежительно передернул плечами и отошел своей раскачивающейся походкой. Арский оглядел класс, как бы ища поддержки или сочувствия. Но никто на него не смотрел. Даже Грозд, который часто списывал у него задачи и, как казалось, дружил с ним, не только отвернулся, а даже залез под парту, делая вид, будто разыскивает что-то на полу.
Выйдя из класса, я отправился в библиотеку, где мне предстояло важное дело. Там я для отвода глаз попросил «Сказки» Красицкого. Библиотекарь вручил мне переплетенный в серую парусину том и тут же скрылся в темном лабиринте книжных полок. Мне только этого и было нужно. Я проскользнул к железной дверце и осторожно засунул в замочную скважину заблаговременно вытащенное из подушки крохотное перышко. Оно почти целиком скрылось в скважине. Разглядеть его снаружи непосвященному было невозможно.
Проделав все это, я на цыпочках удалился из библиотеки.