Подозревали, что грабители не стали вывозить добычу куда-то далеко, а припрятали ее где-то в нашем же городе.
— Ты считаешь, что музей ограбили те, кто торгует на черном рынке? — спросил я у Коваля.
— Вполне возможно, — ответил он. — Это одна банда.
— Так почему же их не посадят?
— Лопух ты, Мацек. Подозрения — одно дело, а доказательства — совсем другое. Нужно ведь сначала доказать, что это — они. Нужно найти и место, где спрятано краденое.
— Понимаю, — согласился я. — Значит, сначала нужно доказать.
Мы распрощались недалеко от моего дома. Коваль на ходу прыгнул в автобус и сделал это как всегда ловко, почти без разбега. Он жил в шахтерском поселке Зеленый Камень, лежавшем на окраине нашего города.
Учитель истории Халас снял очки и протер стекла большим клетчатым платком. Потом он водрузил очки на место, достал из кармана блокнот и перелистнул несколько страничек. Шир так сжался, что почти лег щекой на парту. Сейчас историк будет вызывать к доске. А начнет опрос он скорее всего именно с него, с Шира, который на последнем уроке умудрился схватить двойку. У Халаса была странная привычка постоянно вызывать двоечников, как бы желая лишний раз убедиться, что никакой педагогической ошибки не произошло и бедняга в самом деле заслуживает двойку.
— Ты выучил? — спросил я шепотом.
— Только до Парижской коммуны, — продышал он мне в ухо. — Если спросит про Коммуну, я влип…
Жалко мне его стало. Друг он никакой, характер — тоже дрянной, к Грозду подлизывается. Но что ни говори, сидим на одной парте, бок о бок…
— Ладно, не бойся, — прошептал я.
Халас водил пальцем по страничкам блокнота, приблизив его к самым глазам.
— Флюковская, — назвал он наконец фамилию; Ирка встала, косясь на выглядывающую из-под тетради страничку с датами. — Нет, нет, садись!.. — Историк еще раз сверился с блокнотом. — Это я ошибся. Шир!..
Сосед мой покраснел и судорожно впился пальцами в крышку парты, будто учитель истории собирался силою вытаскивать его к доске. Я поднял руку.
Историк поглядел на меня и недовольно нахмурил седые брови.
— В чем дело? — спросил он.
Я встал. До звонка оставалось не более десяти минут, и некоторые шансы на успех у меня были. Я как бы нечаянно столкнул на пол учебник, а потом поднял его. На это ушло несколько секунд.
— В чем дело? — нетерпеливо повторил Халас.
— Пан учитель… — начал наконец я, — а правда, что в музее нашего города хранилась картина Гогена и что эту картину недавно похитили?
Я отлично знал, что живопись — любимый конек Халаса: давая характеристику историческим эпохам и периодам, он никогда не упускал случая остановиться на художниках, которые создавали свои шедевры в то время. Я был почти абсолютно уверен, что он клюнет на мою приманку. Халас не то что клюнул, а просто проглотил ее вместе с крючком.
— Не картина, а всего лишь карандашный набросок, — успокоил он меня. — Женская головка, размерами двенадцать на шестнадцать. По-видимому, эскиз к картине «Бретонские крестьянки», написанной в Бретани в 1888 году. Период этот был переломным в творчестве Гогена, поскольку именно тогда он порвал с импрессионистами и вместе с Эмилем Бернаром заложил основы синтетизма, состоящие в радикальном упрощении формы и приближении живописи к канонам средневековых витражей — суровых и выразительных. В тот же период он отбросил перспективу, отказался от ярких красок. Позднее все эти нововведения стали называть школой Понт Авен, которая имела много последователей.
Халас закусил удила. Шир глядел на меня обалдевшими от счастья глазами, но я делал вид, что не замечаю его.
— Спасибо, — сказал я, как только историк сделал паузу. — Но это правда, что эскиз оказался похищенным?
— К сожалению, да… — Халас удрученно вздохнул. — Похитители знали, что́ представляет особую ценность.
— Интересно, — сказал я, — значит, среди них наверняка был человек, разбирающийся в искусстве.
Историк посмотрел на меня более внимательно. Но тут же отвел глаза и принялся прохаживаться по классу. А я тем временем подумал: «Бывает у сторожа, значит, имел доступ к ключу, интересуется живописью. Неужели?..»
— Ты, пожалуй, прав, Лазанек, — услышал я. — Рассуждение вполне логичное. Но хватит об этом. Время бежит, а мы… Шир, к доске.
Шир, как завороженный, начал подыматься с места, но тут прозвенел звонок.
— Придется нашу беседу отложить до следующего раза, — сказал Халас, захлопывая классный журнал и направляясь к выходу из класса.