— Значит, тебя тоже поймали?
И, тут же поняв свою ошибку, попытался ее исправить:
— Хоть ты и вовсе не знакомый мне…
— Ладно, ладно, — ухмыльнулся губастый, оскалив штук двадцать кипенно-белых зубов. — Незнакомый… Ты, зеленая рубаха, садись рядом с другом, дожидайся…
— А что нам будет?.. — заискивающим голосом спросил Огурец.
Губастый свирепо нахмурил брови:
— А будет вам то: отдадим вас под суд! За проникание на гособъект… и за хищение соцсобственности!.. Ясно?
Мишаня и Огурец печально кивнули.
Васька Грузчик поманил губастого пальцем, и они все вышли, плотно прикрыв за собой дверь. Поэтому, о чем шел разговор, ни Мишаня, ни Огурец, как ни старались, не расслышали.
Губастый скоро вернулся один, опять сел за стол и начал их рассматривать, с важностью пуская папиросный дым.
— Значит, гусиновские будете… — наконец сказал он. — Гусиновских я знаю: темнота!..
Мишаня и Огурец не спорили: темнота так темнота…
— Я по виду могу человека определять, — хвалился губастый. — Например, этот вот, зеленая рубаха, сразу видать, парень незлостный… А злостный из них вот кто, рыжий! Ох, подозрительный!..
— Чем же я подозрительный? — заныл Огурец.
— Да уж оно видать… Сейчас вот начальство прибудет: зеленую рубаху, пожалуй, отпустим, а рыжий останется. Рыжего будем привлекать… по статье сорок семь, пункт «г».
— Почему ж меня одного-о? — ныл Огурец.
— Потому, что он пойман на улице, а ты — на территории. Чуешь разницу? — разъяснил губастый, выглянув в окошечко, и сказал: — Ага! Вот и сам директор подъехал!
Он встал, приоткрыл дверь и, высунувшись наружу, закричал во все горло:
— Товарищ директор, а, товарищ директор! Этих двоих поймали, куда девать? Ладно! А рыжего куда? В нарсуд? Ладно! Есть такое дело!
Закрыв дверь, он сказал Огурцу:
— Слыхал? Плохое твое положение. Ну, так и быть, допущу вам скидку… принимая во внимание молодой, возраст и все такое… Рассказывайте анекдоты! Если анекдоты будут хорошие — отпущу обоих, а плохие — не обижайтесь. Рыжий, начинай!..
— Да я что-то сейчас никак не вспомню, — беспомощно проговорил Огурец.
— Па-анятно! Что ж… сейчас представят мне бумаги… будем составлять на вас протокол!
У Огурца чуть глаза не вылезли — до того пыжился он вспомнить какой-нибудь анекдот, наконец вспомнил и обрадовался:
— Вот! Такой знаете? Приходит Лермонтов к Пушкину и говорит: «Пушкин, Пушкин, сочини мне стихотворение, чтоб…»
— Такие я не признаю!.. — отмахнулся губастый. — Ты давай смешной…
Огурец подумал.
— Вот еще один! Повстречались раз русский, немец и француз и заспорили, кто лучше нарисует…
— Это тоже чепуха! Вижу, не хочешь ты…
— А про пьяницу и таракана знаете? — старался Огурец.
— Такого что-то не помню… Давай!
Но рассказать свой анекдот Огурцу не довелось. Явился Васька Грузчик и сказал губастому:
— Порядок.
Потом обратился к пленникам:
— Можете идти.
— А куда нас? — не понял Мишаня.
— Домой… или куда хочете…
— Снисхождение вам вышло… при новом пересмотре… — добавил губастый.
— Мы еще увидимся… — пообещал Васька. — Я ведь вас знаю: ты — Мишаня, а ты — Огурец, художник, который у меня стамеску украл, верно?
— Стамеска… случайно взята… Я ее принесу… — хрипло пробормотал Огурец.
Они вышли нерешительно во двор, все еще не веря в свою свободу, и направились к дыре.
— Куда вы? — окликнул их Васька. — Валяйте прямо в ворота…
— В ворота им непривычно! — засмеялся губастый. — Стой! Погоди! Рыжий мне анекдот обещался: про пьяницу и таракана…
— Пускай идут! — сказал Васька. — Про это я тебе, если желаешь, сам расскажу…
Огурец шел впереди, стараясь не спешить, но, едва ступив за ворота, он почуял свободу и без оглядки чесанул вдоль улицы, не соблюдая никаких маршрутов и показав такую быстроту и легкость в беге, что моментально скрылся с глаз.
И у Мишани ноги шагали до того легко, будто и не ноги это, а крылья. Хорошо было на душе: свободно!
Но постепенно Мишанины ноги замедлили свой ход, а голова свесилась под тяжестью дум…
Он вспомнил, что Васька сказал: увидимся после… Где увидимся и зачем — вот вопрос. Зачем Мишане опять видеться с Васькой, вовсе ни к чему это, не имеет он такого желания — с Васькой видеться, а также с губастым.
Но что поделаешь, если они все про Мишаню с Огурцом знают? Куда от них в таком случае скроешься? Могут преспокойно пожаловать к отцу: так и так, ваш сын Мишаня пойман на гособъекте, около территории. Занимался хищением согласно статье сорок семь, надо привлечь… А уж если отца как следует разозлить, он так привлечет, что света не взвидишь!..
И может этот Васька явиться в любую минуту, что тут особенного: вот сейчас, вполне возможно, пьет свое молоко, а сам думает: дай-ка, думает, да пойду насчет этих ребят разузнаю… А губастый скажет: конечно, сходи, нечего им спускать, а то они всю РТС растащат! Вдобавок никакого смешного анекдота они губастому не рассказали, чтобы его развеселить и успокоить.
А когда Мишаня вспомнил, что ломик остался в бурьяне, а лезть его доставать — думать нечего в ближайшее время, стало ему и совсем скверно.
Домой он явился мрачный.
Даже Маринка и другие маленькие, игравшие около дома, увидев, какое у Мишани выражение лица, мигом разбежались и попрятались, словно не Мишаня по улице шел, а серый страшный бык Борис, завидев которого все малыши разбегались кто куда.
Пнув подвернувшуюся ему под ноги консервную банку с водой для кур, так, что она отлетела на полдвора, Мишаня сел под сараем на пенек и начал переживать.
Однако и тут ему покоя не было.
— Чем же это перед тобой банки-то провинились? — спросила мать, отворив окно.
— А что она!.. — рявкнул Мишаня.
— Она для дела поставлена, — рассудительно сказала мать. — Куры из ней пьют… им требуется пить аль нет?
— Нечего им тут распивать!
— Гляди-кось, какой грозный! — покачала головой мать. — Чем же это они тебе не угодили, скажи на милость?
— Ходют тут… кагакают!..
— А яйца кто тебе будет несть? Может, сам занесешься? Эва — нахохлился-то как… что твоя наседка!..
— Они мне не нужны! А наседку — по башке!..
— Тебя бы по башке-то, по дурацкой! Какого рожна тебе нужно, дозволь узнать?
— Ничего мне не нужно!
Мать долго, пристально присматривалась к Мишане и определила:
— Ремня тебе нужно хорошего ввалить, — вот это нужно так нужно! Вот погоди, скажу отцу — он те даст!.. Ишь, развоевался, чисто полководец какой! Ну-ка, постанови банку назад, покуда сама не вышла да за чуб не выдрала, чтоб не буянил тут серед двора!
Мишаня налил в банку воды, поставил ее на прежнее место, а сам опять сел под сараем, но мать продолжала говорить:
— Во-во! Охладись, посохни… Ишь горячий какой!
Пришлось от всех этих разговоров удалиться в смородину.
Там уж Мишаня не церемонился с сестрой Веркой, которая, учуяв тяжелое Мишанино положение, очутилась туг как тут и льстиво зашептала:
— Мишань, ты знаешь, чего мы с Розой от тебя хочем…
— Ничего не могу знать! Никаких Роз! — потревоженным медведем заревел Мишаня. — Пшла отсюда!..
Верка шмыгнула острым своим носом и скрылась — обиделась. И пусть.
Роза эта еще навязалась, а что ей нужно — сама не знает.
Получила от Мишани хорошее таежное письмо, где все сказано. Квартиру он им свою отдал, самовар и все имущество, а они каждый день пристают, над душой стоят, — кому угодно надоест… Тут, того гляди, нагрянут Васька или губастый, а им и дела нет — лезут со всякими пустяками!
Конечно, про Мишаню с Огурцом все узнано Васькой на посту этом самом, и где они живут, с удовольствием покажут изменники: хоть Братец Кролик, хоть Глеб, хоть другой кто…
В случае чего, отцу надо будет объяснить таким образом: в РТС залезли просто поглядеть, что там за забором находится. Прогуливались по улице, видят — дыра, дай залезем. А они набежали, схватили и повели. Приводят в будку и говорят: рассказывай им анекдоты. Дураки какие-то…