Однажды в семье Нестора Ипатыча Павлику пришлось перенести огненное искушение. Придя в гости, он застал семью за обеденным столом. Павлик отказался от приглашения к обеду, взял с комода Евангелие и стал перелистывать его. Неожиданно между страницами он увидел новенький, только что выпущенный бумажный рубль. Первое, что он испытал при виде рубля, это осуждение: как это верующие люди могут закладывать в святую книгу деньги? Перевернув лист, Павлик попытался читать, но мысли одна за другой стали пробегать через мальчишескую голову: «Они, наверно, положили и забыли о нем». Павлик знал, что на рубль можно купить много-много разных румяных вкусных калачей, тянучек и ирисок. Семья так увлеклась обедом, что, как ему казалось, и забыли о его присутствии. Ничего не стоило опять отвернуть страничку и сунуть рубль в карман. Павлушка перелистнул Евангелие, опять увидел деньги. Огромной силой греховного магнита потянуло мальчика к бумажке. Он взял ее, но такое противоречие начало раздирать его душу, что с рублем в руке, застывши, он посмотрел на вспотевшее от обеда лицо Нестора. Рука дрогнула было, но молнией промелькнуло в сознании: — «А Бог?» Вспомнил он свое раскаяние, проповедь об опоздавших девах у дверей и, сунув бумажку между листов, быстро закрыл Евангелие и положил его на комод. В это время семья встала благодарить Бога за пищу, а после молитвы он услышал распоряжение Нестора Ипатыча:
— Панька, возьми вон в Евангелии рубль да сбегай-ка с Павликом в кооперацию, принеси бутылку постного масла.
Как плетью хлестнули Павлушку эти слова, он сначала побледнел, потом покраснел и что-то тяжелое придавило его к спинке стула.
— Папань, а здесь нетути никакова рубля, — перелистывая на ходу Евангелие, мальчик передал его в руки Нестора. Тот почему-то посмотрел на Павлушку и, поплевывая на пальцы, стал тщательно перелистывать страницы.
О, кто мог понять, какие мучения испытывал в это время Павлушка, встретившись взглядом с Нестором; в комнате все помутилось от набежавшей слезы. «Я не брал!» — хотел крикнуть он, но язык отнялся и горло перехватило судорогой.
— Надо лучше искать, — проговорил Нестор, закрывая Евангелие и протягивая сыну рублевую бумажку. Слеза у Павлушки быстро высохла, он, как пуля, выскочил из двери на улицу, не дожидаясь товарища. «А что, если б взял?» — бездонным кошмаром промелькнуло в его сознании и, глубоко вздохнув, он счастливо пошагал с товарищем в кооперацию, зарекаясь в душе никогда-никогда не воровать.
Вскоре семья Владыкиных увеличилась. Родившийся мальчик был назван в память об умершем Илюшки тем же именем. Этот второй Илюшка заметно сократил свободное время Павлика, да к тому же еще Владыкиным пришлось покинуть свой дорогой уголок, с которым связано было столько прекрасных, не меркнувших воспоминаний. Петру Никитовичу пришлось переселиться на другой край города и занять маленькую «избушку на курьих ножках», как они ее называли по причине ее расположения на самом краю глубокого обрыва над речкой. Екатерина Ивановна, хозяйка, и Вера со слезами извинения проводили семью Владыкиных. Жестокость сыновей превысила все, и пришлось покинуть это дорогое гнездышко, ставшее для многих духовной родиной.
На новом месте Павлушка целыми днями был прикован к братишке. Горластый и беспокойный, он изматывал всю его душу. Так хотелось побежать на лужок с новым товарищем Костей Андреевым или почитать книжку. Петр Никитович и Луша часто и надолго уходили из дому, поэтому Павлик научился применять всякие изобретения. Костю отец в дом не разрешил пускать, так как он большой безобразник и воришка. Обычно Павлушка торопливо укачивал братика и спешил к товарищу, который так заманчиво и неотступно ждал его у окна. Костя жил вдвоем со старенькой матерью в крайней бедности в ветхой избенке, пока та не обвалилась, и им дали тогда квартиру. Матери его днем дома никогда не было, она добывала хлеб. Костя был изобретателем на всякие плохие дела и слова. Павлик же, за неимением других товарищей, привязался к Андрееву и от него стал перенимать кое-какие вольности. Часто Павлушка увлекался так, что забывал про братишку. Был случай, когда ребенок так раскричался в люльке, что выпал из нее, да хорошо, что на кровать. Посиневшим, лежащим лицом к постели, застал его Павлушка, но Бог милостив — отошел ребенок.
Другой случай был зимой. Петр Никитович с Лушей ушли к знакомым и задержались до полночи. Павлик сделал нехитрое приспособление, чтобы качать люльку, а сам зачитался да так и заснул с книжкою в руках. Когда пришли родители и стали стучать во все окна, нянька спал крепким сном. Илюшка проснулся и поднял отчаянный крик, но видя, что его крику никто не внимает, стал сильно барахтаться, раскачивая люльку, и готов был вывалиться на пол. Родители пришли в отчаяние от безрезультатного стука и, перебравшись через забор во двор, решили выставить стекло из рамы. От стуков и криков проснулись соседи. Наконец Петр Никитович выставил стекло и принялся звать сына. Всклоченный, с пустыми, ничего не понимающими глазами Павлуша медленно встал и стал ходить по комнате, растерянно озираясь на окно и кричащих родителей. Луша, увидев сына в таком состоянии, тихо сказала: