— Что ты осматриваешь меня?
— Да смотрю, где у вас совесть, — сказал Макаров.
— Что ж, по-твоему, я бессовестный? — возмутился безбожник.
— Тогда я попрошу вас, покажите нам вашу совесть, — сказал Макаров.
— Брось глупость-то пороть, совесть ведь не рубашка, чтоб ее показать тебе, — вспылил собеседник.
— Если совесть не рубашка, то и Бог не пиджак, чтобы показать вам Его, как вы требуете, — уничтожающе, под рукоплескания пассажиров ответил ему Макаров. Собеседник махнул рукой и постыженный сел на свое место.
Вторым любимым и всеми уважаемым из московских гостей был брат Ванифатий Михайлович Ковальков. Его простые, подкрепленные многими интересными примерами проповеди овладевали сердцами слушателей, в том числе и сердцем Павлика, который особенно полюбил его. Уважаемым он был и в семье Владыкиных. Они совместно с Петром Никитовичем посетили многие села, совершая служение благовестия. Многим в Н-ской общине он преподал водное крещение.
Самым же памятным в жизни Павлика осталась встреча и знакомство с Михаилом Даниловичем Тимошенко. Как-то в церкви была получена телеграмма, что едет М. Д. Тимошенко и просит его встретить. Он хотел побывать на могиле своего отца и попутно посетить местную общину, так как много слышал о ней и ее благословениях.
Собравшись для обсуждения порядка действий, братья пришли в затруднение. Надлежало оповестить всех верующих и по городу, и по ближайшим деревням о приезде гостя и кому-то быть на станции к вечернему поезду, чтобы встретить брата, а времени было, как говорят, в обрез. Догадавшись о проблемах взрослых, Павлушка стал умолять отца, чтобы поручили ему встретить гостя. По рассуждении решено было показать Павлику несколько фотографий брата из журнала и доверить предстоящую встречу. Еле дождался он вечерней поры и все равно пошел на вокзал задолго до прихода поезда.
Подъезд к станции был ярко освещен большим подвесным светильником типа примуса. Извозчики запрудили экипажами и тарантасами всю станционную улицу. Павлушка от сознания своего высокого и ответственного долга не шел, а подпрыгивал, предвкушая радостную встречу. На ходу он обдумывал, как и с какой стороны подойдет к брату, поприветствует его и, может быть, даже расскажет при встрече стишок. Шмыгнув мимо экипажей, он прошел в станционный зал. Помещение было переполнено множеством отъезжающих, провожающих и встречающих.
Павлик помолился и стал обдумывать, где и как ему встать, чтобы в многолюдстве не пропустить гостя. Заключив, что лучше всего для этого подходит выходная дверь, так как все должны проходить через нее, он занял свой наблюдательный пост. Потянулись томительные минуты, стрелки на часах почти не двигались. Смотритель зала спустил на блоке огромный светильник, залил его керосином, поправил сетку и, накачав воздуха, поднял опять к потолку, затем подмел зал, расталкивая людей. Поезда все не было. Наконец звякнул станционный колокол, извещая о прибытии долгожданного поезда, который тут же с шипеньем и грохотом проехал мимо окон вокзала и замер. Через минуту лавина людей хлынула с перрона в опустевший на короткое время зал и, возбужденная радостью встреч, направилась к выходу.
Павлушка глазами впивался в лицо каждого проходившего мимо него мужчины, но увы, мужчины эти оказывались или худые, или низкие, бледнолицые и светловолосые, но высокого, красивого, широколицего, с темными волосами он не видел. Иногда мальчик дергался к проходящему и даже выбегал вслед на улицу, но блеснувший портсигар обнаруживал его ошибку. Проходили совсем похожие, но с папиросой в зубах. Были и те, что с любопытством спрашивали, кого он ожидает, а он со смущенной улыбкой отвечал: «Не вас!» Толпа проходящих, нахлынувшая, как быстро набежавший поток, также быстро и поредела, а брата Тимошенко все не было. Наконец дверь захлопнулась, и зал почти опустел. Изредка еще проходили из числа опоздавших, но и они были чужие.
«Просмотрел!» — дрогнуло сердце Павлика, и слезы огорчения выступили у него на глазах.
— Кого ты ждешь, мальчик? Все уже прошли, иди домой, — проговорил служащий, проходя через зал. Павлик хотел было что-то ответить, но комок подступил к горлу. Вытирая слезы, он горестно размышлял, как вернется домой не исполнив поручений. Но вдруг чья-то сильная рука открыла дверь с перрона, и в зал шагнул мужчина…
— Вы брат Тимошенко? — подбежав и уцепившись обеими руками за пальто вошедшего, воскликнул Павлушка.
— Я, а чей же ты будешь, братец мой, а почему у тебя под глазами мокро? — поставив саквояж на скамью и слегка наклонясь, спросил мальчика Михаил Данилович.