В 11 часов я был на устье Паркиной. Эта река, как и Долгий ключ, берет свое начало на северных склонах Фигуристых белков, питаясь главным образом водою снежных полей. При впадении в Кизыр она наметала огромный наносник. Словно выплачивая дань, река приносит туда ежегодно сотни деревьев, смытых ею с берегов. Стволы, громоздясь один над другим, так переплелись между собою, что не угадать, какому какая вершина принадлежит. Некоторые деревья стоят вверх корнями, другие наполовину замыты песком. Но не этим был замечателен наносник. Возле него то и дело всплескивалась вода — это хариусы. Кормясь насекомыми и различными личинками, приносимыми туда водою Паркиной речки, рыба выскакивала на поверхность и мгновенно исчезала. Хариусы любят держаться в наноснике быстрых речек, как и под перекатами.
Несколько всплесков этой рыбы было достаточно, чтобы во мне пробудился рыбак. Как только место для лагеря было выбрано, я вырезал удилище и пошел на Кизыр.
Наша жизнь в этих горах была бы очень однообразной, если бы мы все свое время тратили только на борьбу с завалами, на сооружение переправ и не уделяли бы времени для досуга. Мы получали величайшее удовольствие, когда с ружьем в руках выслеживали зверя или караулили на солонцах пантача. Даже после тяжелого перехода, если посчастливится стать лагерем на берегу реки, с удовольствием займешься удочкой. Все, кому приходится путешествовать по тайге и в горах, знают, какое удовольствие приносит охота. Это облегчает труд и делает жизнь в тайге особенно интересной.
Подаренная мне Павлом Назаровичем «обманка» была сделана очень просто. Маленький крючочек до изгиба к жалу был обмотан красной ниткой. Обматывая его, старик вплел медвежьи шерстинки, а в конце изгиба — два маленьких перышка кедровки. Получилось полное впечатление мушки.
Я подошел к перекату и забросил обманку на струю. Подхваченная водою и удерживаемая тонкой леской, мушка заиграла на воде, как живая. Вдруг всплеск, затем рывок — и хариус в руках.
Через час моя сумка была наполнена доверху чудесной рыбой. Возвращаться не хотелось. Я присел на камень и стал всматриваться в окружающую меня горную панораму.
Спадая огромными скалами к Кизыру, против меня красовался многоглавый Фигуристый голец. На противоположном берегу веером раскинулся Кинзилюкский, а за гольцами, в узкой панораме Кизыра, виднелись нагромождения пиков, цирков и скал. Наш путь шел туда, в гущу обнаженных пород, на снежные вершины. Но прежде чем идти туда, в синеватую даль, нам предстояло обследовать Фигуристые белки. Я долго смотрел на их вершины, они спокойно дремали под охраной глубоких расщелин и черных узорчатых скал. Кругом на подступах лежал снег. Всякий раз, когда я хотел взглядом наметить путь на вершину гольца, мой взор обрывался у недоступных стен белков.
Мои наблюдения были прерваны вдруг налетевшим шумом. Я обернулся и увидел, как скопа, силясь оторваться от воды, громко хлопала крыльями. Еще несколько отчаянных взмахов, и птица взлетела вместе с крупным хариусом. Зажатая в когтях рыба махала хвостом, извивалась, полет скопы был неровным.
Я пошел берегом, следом за птицей, и за поворотом увидел ее гнездо. Оно было устроено из толстых прутьев на сухой вершине кедра, растущего на утесе. Я только подошел к нему, как из-за следующего кривуна появилась скопа. Птица с ходу уселась на сучок и стала клювом разрывать принесенную рыбу. Два птенца, видимо, еще не оперившиеся, при ее появлении начали издавать нетерпеливый писк и с жадностью поедать куски рыбы, поочередно вкладываемые им в рот взрослой птицей. Когда все было разделено, скопа вытерла о веточку свой клюв, встряхнула перья и улетела вниз по реке. А птенцы, положив на край гнезда свои желторотые головы, молча ждали очередного прилета.
Скопа всегда устраивает свое гнездо на берегу и в таком месте, откуда хорошо видна река. С первых же дней, как только появятся на свет птенцы, они видят перед собою воду. Река — их родина. С детства они уже знают, что длительный голод наступает в период, когда вода в реке мутнее и когда по ней плывет много коряжника. Мелкая же и чистая вода в реке, наоборот, приносит им обилие пищи.
Когда я вернулся в лагерь, караван давно уже пришел и лошади, отдыхая, окружали дымокур.
Увидев сумку с хариусами, все стали вырезать удилища, доставать лески, налаживать обманки.
— Ты куда собираешься? А обед кто будет варить? — удерживая Алексея за руку, спросил Мошков.