Утром Прокопий с двумя товарищами ушел за мясом, а мы спустились вниз, чтобы вытащить на белок лес для пирамиды. Это самый тяжелый труд. Можно легко себе представить скалистые вершины Саянских гор, изрезанные лощинами и покрытые россыпями, по которым тяжело подниматься с рюкзаками за плечами. Но взобраться на эти вершины с бревнами куда тяжелее и опаснее. Тут нужна исключительная осторожность. Поскользнись — и бревно придавит тебя; особенно опасно, когда поднимаешься с ним по крутым россыпям, один неуверенный шаг — и можешь свалиться. Таким тяжелым физическим трудом геодезисты оплачивают свою любовь к вершинам гольцов и тем незабываемым панорамам, которыми они любуются с этих высоченных пиков, где строят свои пункты.
К вечеру работа на Фигуристом была закончена. Куда-то на запад умчались тучи. Солнце оставило горы. Темные тени оконтурили долины, скалистые ущелья и складки, которые, словно морщины, густо покрывают склоны гольцов. Еще полчаса, и на нашей пирамиде, что украшает и по сей день суровую вершину белка, погас последний луч заходящего солнца.
Рано утром мы покинули белок и в три часа дня были в лагере. Наша надежда встретиться там с Пугачевым не сбылась, хотя его отряд должен был быть на устье Паркиной речки уже несколько дней назад.
— А у Гнедушки жеребенка родился, со звездочкой, — встречая нас, сообщил Самбуев.
Нужно было видеть лицо Шейсрана. Сколько радости! Мы всегда удивлялись его заботливости и привязанности к лошадям. Он был истинным табунщиком. Самбуев мог отдать свою лепешку любому Горбачу и остаться на день голодным; из-за лошадей он был готов поссориться с каждым из нас. Даже лукавая Маркиза и та видела в нем своего покровителя.
Остаток дня мы использовали на баню — это была единственная возможность угасить зуд на теле от укусов комара.
У лабаза
Оставив на устье Паркиной речки записку Пугачеву с указанием двигаться дальше до лабаза, мы утром выступили в поход, взяв направление на восток, вдоль Кизыра.
Караван продвигался медленно. Разведчики, стуча топорами, выискивали проход; где-то позади, подбадривая лошадей, кричали погонщики. Это был первый день появления паутов.
С явным нетерпением все ждали того часа, когда мы дойдем до своего лабаза. Там нас ждала заслуженная передышка и… наконец-то, достаточно пищи и табака. Какие только растения наши курильщики не употребляли взамен махорки! Листья ревеня они сушили с цветами багульника, бадан мешали с корой тополя и т. д.
А за Павлом Назаровичем ухаживали как за красной девицей. Никуда он не мог скрыться от их взглядов, от их готовности услужить чем-либо. Старик благодаря своей бережливости был самым богатым человеком. Его сумка с крепким домашним самосадом, заметно опустевшая, выглядела еще очень соблазнительно, а трубка просто раздражала курящих. К ней тянулась скрытая, но строго соблюдаемая всеми очередь. Не успеет старик докурить, как из трубки кто-нибудь уже выскребает пепел. Я долго не мог понять, в чем тут дело. Меня заверяли, что пепел придает листьям, которые они курили, запах табака. И только позже, когда у Павла Назаровича в сумке почти ничего не осталось, выяснилось, что он, сочувствуя им, нарочно недокуривал трубку, а те делали вид, что пользуются только пеплом. Когда же трубка была выброшена стариком, курильщики сейчас же подобрали ее, словно какую-то драгоценность. Она была немедленно мелко-мелко искрошена, разделена между курильщиками, и ее постигла та же участь, что и траву, которую курили, — она сама была раскурена.
Между тем продвижение наше продолжалось. Все мы с нетерпением дожидались, что вот-вот появятся затесы на деревьях, ведущие к лабазу. Вдруг в лесу, где-то у реки, послышался отчаянный лай собак. Только теперь мы заметили отсутствие Левки и Черни. Спустя несколько минут ко мне подбежал Прокопий.
— Зверя держат! — крикнул он и бросился на лай.
Я побежал за ним. Его длинные, словно ходули, ноги перелетали через колодник, ямы, а поляны он пересекал огромными прыжками. Я старался не отставать.
У толстого кедра Прокопий вдруг задержался. Он сорвал с ветки черный мох, выдернул одну нитку и, приподняв ее, стал наблюдать. Нитка, покачиваясь, заметно отклонялась вправо, показывая, в каком направлении движется воздух. Выяснив это, мы стали подбираться к зверю с противоположной стороны. Иначе непременно бы угнали его своим «духом». Собакам трудно удержать зверя, если он уловит запах приближающегося человека.