Покинув же свое убежище, что иногда бывает очень ранней весной, благодаря появлению в берлоге воды или весенней сырости, он принужден голодать. В тайге в это время нет для него корма. Во многих желудках, вскрытых в апреле, мы нередко находили хвою, звериный помет, сухую траву, мурашей, личинки насекомых, добываемых им в колоднике и под камнями. Разве может это огромное животное прожить весну только за счет такого непитательного корма?! Конечно, нет! На этот период, как и для зимней спячки, он должен накопить жир.
А что же должно быть с медведем, если он, по причине болезни, старости или отсутствия корма, не накопит на осень достаточного количества жира? У него не пробудится инстинкт, побуждающий зверя ложиться на зиму в берлогу. Это самое страшное в жизни медведя. Можно представить себе декабрьскую тайгу, холодную, заснеженную, и шатающегося по ней зверя. Он будто не может догадаться, как сделать берлогу, забирается в чащу, под камни, но там нет спасения, холод не дает ему покоя, и он снова бродит, из края в край, по лесу. Измученный и голодный, он все же уснет где-нибудь в снегу, уснет непробудно.
Такого зверя промышленники называют «шатуном». Обозленный необычным состоянием, он делается дерзким, и встреча с ним не сулит охотнику ничего хорошего. Она обычно заканчивается трагической развязкой для одного из них, а бывает так, что и для обоих. Можно наверняка сказать, что из всех случаев нападения медведя на человека поздней осенью и зимой три четверти относятся за счет «шатунов».
Инстинкт побуждает медведей, имеющих достаточный запас жира, зарываться на зиму в берлогу, но если почему-либо этого не случилось, то зверь обречен на гибель.
После обильного завтрака лагерь опустел. Люди с нартами ушли за оставленным в пути грузом, а мы с Павлом Назаровичем решили в этот день добраться до Кизыра. На месте ночевки остался раненый Прокопий.
Погода была тихой, а небо безоблачным. От наступившего тепла снег осел, появилось еще больше пней, обломков и сучьев упавшего леса. Еще печальнее выглядела мертвая тайга, безотраднее казался наш путь.
Прав был Павел Назарович, убеждая меня отложить все дела и сосредоточить силы экспедиции на переброске груза. Еще несколько теплых дней — и снег может до того осесть, что передвижение с нартами станет невозможным. Тогда придется перетаскивать груз на себе или отложить переброску его на неопределенное время, когда просохнет тайга, прорубится дорога и можно будет идти на лошадях. Но этого мы боялись больше всего. На Кизыре нам нужно было быть в конце апреля, иначе мы не смогли бы воспользоваться рекой для заброски лодками груза дальше, а лодками можно было идти только в период между ледоходом и весенним паводком. Вот почему теплые солнечные дни вызывали у нас тревогу. Ранняя весна ускорит паводок. С какой радостью встретили бы мы появление на небе облачка, предвещающего непогоду!
К полудню мы дошли до Кизыра. Река уже вскрылась. Неожиданно я увидел вместо бурного потока совсем невинную реку с ровным, хотя и быстрым течением. Вода была настолько чиста и прозрачна, что можно было различить песчинки на дне реки. И если бы не небо, отражавшееся в ней светло-бирюзовым отливом, можно было бы сказать, что апрельская вода в Кизыре бесцветна. Как приятно смотреть на этот прозрачный, быстро несущийся поток в заснеженных берегах! Склонившиеся над рекой темные ели придавали панораме еще более красочный вид.
Привал сделали на берегу. Пока я заканчивал зарисовку маршрута, старик развел костер, вскипятил чай и, ожидая меня, сушился. Несмотря на сравнительно раннее время (середина апреля), я не видел на реке следов недавнего ледохода. Видимо, обилие грунтовых вод, поступающих зимой в реку, наличие частых шивер и перекатов не позволяют реке покрываться толстым льдом. В среднем течении Кизыр почти никогда не замерзает сплошь, и ледохода, как принято понимать, на нем почти не бывает. В первой половине апреля река мирно вскрывается, и до 10 мая уровень воды в ней поднимается незначительно.
Остаток дня Павел Назарович провел в поисках тополей для будущих лодок, а я провозился с настилом под груз.