Прокопий на ходу свалил сгнивший пень, раздробил его ударом сапога и, набрав в руку сухой трухи, замер на месте, стараясь уловить направление ветра. Вокруг нас все находилось в неизменном покое. Прокопий подбросил вверх горсть трухи, и мы увидели, как мелкие частицы медленно стали отклоняться вправо, как раз в нужном для нас направлении, то есть от зверя. Медлить было нельзя. Теперь мы с большей уверенностью бросились впёред. Вот и еловая поросль, которая хорошо была видна еще с хребта, и если бы не она — мы увидели бы медведя. Судя по лаю собак, он был не более как в двухстах метров от нас, но нам нужно было подобраться поближе. С большой дистанции стрелять опасно, можно поранить собак. Мы ведь знали, что Левка и Черня «живут» близко у остановленного медведя, иначе его и не задержать, а тем более раненого, когда запах крови приводит их в ярость и они становятся совсем бесстрашными.
Наконец мы совсем близко. Лай собак, рев зверя — все это смешивалось в один гвалт и разносилось по тайге. Идущий впереди Днепровский остановился и, подавшись вправо, выглянул из-за небольшой елочки. Затем не торопясь, осторожно пропустил вперед свои сошки и ткнул широко расставленными концами в землю.
«Сейчас умрешь», — подумал я о медведе, наблюдая за Прокопием.
Неожиданно налетел ветерок и от нас перепорхнул на медведя. Мгновенно оборвался лай, и сейчас же раздался треск. Ни я, ни Прокопий выстрелить не успели. Зверь, сопровождаемый собаками, ломая чащу, удирал вниз по ложку, направляясь к Кизыру. Как было обидно! Всего две-три секунды, и мы рассчитались бы с ним за жизнь Чалки!
Минуты напряжения сразу оборвались, спряталась где-то и внутренняя буря, ее сменило чувство утомления и полного разочарования. Мы вышли из ельника и направились к маленькой поляне. Ветер усиливался. Зашумела тайга. Черные тучи грозили разразиться снегопадом.
У поляны мы задержались. Лай чуть слышался и уже терялся где-то далеко в лощине. Вокруг нас все было изломано, помято и обрызгано кровью. У края поляны была большая муравьиная куча. Видимо, отбиваясь от собак, зверь разбросал ее по всей поляне, и теперь муравьи в панике метались, ища виновника.
Скоро пошел снег. Не задерживаясь больше на поляне, мы разыскали след зверя и пустились вдогонку. Лая уже не было слышно. Удирая, медведь отчетливо печатал лапами землю, ломал сучья, выворачивал колодник, а когда на пути попадались ему высокие завалы, он уже не перепрыгивал через них, а переползал, и тогда собаки, хватая его за зад, тащили обратно, вырывая клочья шерсти. Зверь нигде не задерживался. Видимо, запах человека и страх перед расплатой были настолько сильны, что ему было не до собак. Не щадя последних сил, он бежал по тайге.
Прошло еще немного времени, снег повалил хлопьями, покрыл валежник и упрятал под собою следы собак и зверя. Мы остановились. Идти дальше не имело смысла, не было надежды на то, что погода скоро «передурит». Решили возвращаться в лагерь; по пути мы поднялись на верх хребта и долго прислушивались, надеясь уловить лай собак. А снег валил и валил. Наша легкая одежда промокла, стало холодно. Ни горизонта, ни ближних возвышенностей не было видно, все пряталось за мутной сеткой падающего снега. Как ни прислушивались мы к ветру, но, кроме треска падающих деревьев да стона старых пихт, ничего не могли уловить. Так, потеряв надежду, мы спустились к Кизыру.
В лагере никого не застали. На месте костра лежала лишь куча теплой золы, сиротливо торчали колья палаток, а остальные следы нашего пребывания были уже упрятаны под снегом. Алексей не забыл оставить нам завтрак. Мы наскоро поели и пошли прорубленной тропой догонять лошадей.
Я поднялся на утес, что стоит над порогом, и оглянулся. Мне захотелось попрощаться с низким горизонтом, со стоянкой, на которой уже не дымился костер, и с быстрой рекой, уходящей далеко в низину, к жилым местам.
За все эти дни мы прошли от Можарских озер всего двадцать три километра, а скольких усилий стоил нам этом путь! Такова сила сопротивления саянской природы на пути исследователей, пытающихся заглянуть в ее тайны.
В тайге, и без того скучной и неприветливой, стало сыро. Вскоре снегопад прекратился, серый свод неба стал рваться, и на землю упали ослепительные лучи солнца. Ветер не утихал; вокруг нас по-прежнему стонал, покачиваясь, мертвый лес.
Мы скоро догнали свой караван. Лошади шли строго в том порядке очередности, который был установлен еще при выходе из Минусинска. Мы решили приучить каждую из них в походе неизменно следовать только за одним и тем же конем — это имеет огромное значение при передвижении по тайге. Но иногда они все-таки нарушали порядок. Особенно лошади ломали строй и табунились, когда на пути попадались полянки или редколесье, тогда крик погонщиков, заглушая стук топоров и треск валежника, далеко разносился по тайге.