Этот странный остров, на который нас выбросил поток, был сплетен из тысячи бревен самой различной толщины и всех пород, какие росли по реке Ничке. Основанием ему служила небольшая мель, теперь покрытая водой. Много лет стоит он там, на главной струе, глотая добычу реки. Никто не знает, что погребено под этим островом. От напора воды он дрожит, издавая неприятное гуденье.
Утрата вещей и продовольствия нас не так удручала, как гибель собаки. Трудно было смириться с мыслью, что мы больше не увидим Левки.
Несмотря на всю неприятность нашего положения, оно не было безнадежным. Мы были даже рады тому, что река нас выбросила на наносник, а не на камни в шивере, тогда пришлось бы крепко подумать, как выбраться из ее плена.
В одном из спасенных рюкзаков оказался топор, это открытие окончательно рассеяло зародившееся было сомнение в благополучном исходе нашей переправы. Даже Павел Назарович повеселел и, достав из рюкзака сухой табак, закурил трубку. Мы сразу приступили к поделке нового плота, надеясь все же переправиться на правый берег реки. Но у нас не было веревки или гвоздей, чтобы связать или скрепить бревна, а тальниковые прутья, которыми был скреплен первый плот, росли только на берегу. Пришлось отпороть все ремни на рюкзаках, снять пояса, подвязки на ичигах, но этого не хватало, чтобы мало-мальски связать наше новое суденышко. Пришлось снять белье. Мы готовы были пожертвовать всем, лишь бы скорее покинуть этот ужасный остров.
Тот пологий берег, куда надо было попасть, начинался метров на четыреста ниже нас и тянулся не более как полкилометра. Исход дела зависел от того, успеем ли мы пересечь реку раньше того места, где кончается пологий берег. Река может оказаться слишком гостеприимной и не выпустить нас из своих объятий, тем более что наш новый плот не был способным преодолеть длительное путешествие. От первого же удара о камни, даже от качки в шивере плот рассыплется, и мы будем отданы во власть потока. Нам неоткуда было ждать помощи, и только риск мог ускорить развязку: или мы, достигнув берега, продолжим свой путь, или ценой жизни рассчитаемся с рекой!
Как только уселись на плот и оттолкнулись от наносника, плот подхватило течение и стремительно понесло вниз по реке. Мы работали шестами, стараясь изо всех сил тормозить ход, но сила потока увлекала плот все ниже и ниже. Мелькали камни, шесты то и дело выскакивали из воды, чтобы сделать гигантский прыжок вперед. Нас захлестывало валом. Борьба продолжалась не более двух минут. Все работали молча.
Наконец мы у цели. Плот с разбегу ударился о береговые камни, лопнул пополам и, развернувшись, снова понесся, подхваченный течением. Но нас на нем уже не было. Следом за плотом, спотыкаясь, бежал Павел Назарович, пытаясь опередить его.
— Чего же вы стоите? Белье-то уплыло, — кричал он нам, продолжая по-молодецки прыгать по камням. Но плот, мелькая по волнам, был уже далеко впереди.
— Штаны-то у меня домотканые, грубые, как же я без белья ходить в них буду? — волнуясь, говорил возвратившийся Зудов.
Мы развели костер, развесили одежду Павла Назаровича и только тогда вспомнили про голод. Было четыре часа дня. Небо по-прежнему оставалось затянутым облаками, и по реке тянул холодный низовик. Пока варили обед, я прошелся берегом, еще надеясь найти след Левки. Но напрасно, нигде никаких признаков не было.
Отогревшись у костра и подкрепившись рисовой кашей, мы накинули рюкзаки и пошли дальше, взяв направление на северо-запад. Теперь вместо ремней мы привязали к рюкзакам веревки, сплетенные из тальниковой коры (лыко), они же заменяли нам и пояса. Крутой ключ, по которому мы поднимались, скоро кончился, и мы оказались на верху правобережного хребта. Я еще не успел осмотреться, как до слуха долетел знакомый звук, и все насторожились. Прокопий даже снял шапку.
— Левка жив! — радостно вырвалось у него. — Ниже наносника лает.
Еще с минуту мы прислушались к звуку, затем, как по команде, бросились на лай обратно к Ничке.
По лаю Левки, в зависимости от интонации голоса и настойчивости, мы обычно угадывали: кого облаивает он, медведя, или сохатого, или загнанную на дерево росомаху, но на этот раз мы терялись в догадках: таким голосом он никогда не лаял.