Не доходя километров десяти до реки, мы, пересекая русло пересохшего ручья, вдруг услышали лай. Зная, что наши собаки не облаивают птиц, бурундуков, а белку — только в сезон и что в этом районе не бывает сохатого, мы подумали о медведе. При мысли, что собаки держат косолапого, слетела усталость и сердце забилось радостной тревогой. Еще несколько секунд, и мы, оставив котомки по тропе, бросились на лай. Чем ближе подбирались к собакам, тем осторожнее вели себя, стараясь как можно дольше оставаться незамеченными. То ползли бесшумно по траве, то, нагнувшись, пробирались по чаще, а лай становился все слышнее. Вот мы уже совсем близко — не более сотни метров отделяют нас от цели. До слуха доносится треск сучьев и возня. Ползем еще вперед. У меня в руках готовое к выстрелу ружье.
— Это не медведь, — произнес громко мой спутник, выпрямляясь во весь рост. Я тоже встал, и непонятное разочарование овладело мною. Собаки, увидев нас, принялись лаять с еще большим азартом. Оказалось, что предметом их внимания был небольшой ворох наносника, обнимавший корни старой ели. Видимо, в дождливое время ручей, в русле которого мы находились, заполняется водой, иначе наносник никак не мог бы попасть под ель.
Поведение собак было более чем странным: собаки, до крови изодрав морды, грызли зубами палки, работали лапами, пытаясь разобрать наносник. Сколько азарта было в их работе! Мы не могли понять, кого они загнали туда.
Когда же собаки были наконец пойманы, я заглянул под наносник. Страшный звук донесся до моего слуха. Он напомнил мне ворчание кошки, когда у нее пытаются отобрать кусок мяса, который она только что стащила из-под рук хозяйки. Я долго присматривался к темноте и, наконец, увидел две пары светящихся точек, прямо смотревших на меня. Еще несколько секунд — и в корнях ели я заметил две усатые мордочки. Собаки, увидев, что я пытаюсь разобрать наносник, стали неистовствовать.
— Наверно, маленький рысь, — сказал эвенк, не заглядывая внутрь. — Тут, видишь, всякий разный косточка есть, это они кушай.
Он оказался прав. Под елью, корни которой прикрывались наносником и хламом, прятались маленькие рыси. Мы решили разобрать сушник и унести малышей к себе на стойбище. Сколько страха и возмущения было в глазах этих маленьких животных, когда мы добрались до них. Прижавшись друг к другу спинами, они дружно отбивались от нас лапками и злобно, как взрослые, ворчали. Я снял свою гимнастерку, завязал воротник, и мы пленили малышей.
Солнце было в зените. В тайге стало душно, даже в тени не было прохлады. Хотелось пить, но пока мы могли только мечтать о тех блаженных минутах, когда наконец доберемся до воды. Я приподнял свою ношу и хотел было идти, когда Тиманчик остановил меня.
— Наверно, близко вода есть, иначе рысь тут живи не могу, — сказал он и стал внимательно всматриваться в окружавшую обстановку.
Действительно, не могли же малыши жить без воды, тем более что они уже питались мясом. Тиманчик быстро, что свойственно эвенкам, разыскал еле уловимую глазом тропу и пошел по ней. Освобожденные собаки побежали по ней вперед, и вдруг снова раздался лай, и долетавший до слуха треск стал удаляться в противоположном направлении от нас.
— Не старая ли рысь? — подумал я.
Когда шум стих, мы разыскали воду, вернее — маленькое болотце, к которому ходили на водопой рысята. Вода в нем была теплая и далеко не свежая, но мы все же утолили ею жажду — правда, без особого наслаждения.
Через полчаса мы продолжали свой путь по тропе. Собак еще не было. Малышей я нес в рюкзаке, который мы освободили для них. Малейший толчок раздражал рысят, и они, не переставая, ворчали.
Солнце уже склонилось к лесу, но жара не спадала, и мы снова изнывали от жажды. Я старался не думать о воде, но мысли о ней неотступно преследовали меня, как назойливая мошкара. Наконец — это было уже вечером — пологий хребет кончился, и мы стали спускаться в долину. Ничего не хотелось, кроме воды и прохлады; даже предстоящий отдых после длительного пути не соблазнял нас.
Но вот окончился крутой спуск, скоро остался позади и сосновый бор, граничащий с береговыми елями. Еще полкилометра пути, показавшегося нам бесконечно долгим, и мы увидели знакомую поляну, а затем услышали и долгожданный шум реки. Только тут нас догнали собаки. Не задерживаясь на поляне, мы добрались до реки и дали волю своему желанию. Мы пили, купались, радуясь, как дети, прохладе. Много ли человеку нужно! Через десять минут на наших лицах уже не осталось и следа усталости.